Знание-сила, 1999 № 07-08

В кулинарном репертуаре советских низов и не вполне низов почетное место занимают те продукты, которые можно долго хранить, – пресловутые тушенка, сгущенка и колбаса-сервелат. В религии повседневности это предметы культовые…

Среди способов семейного выживания – обязательные домашние заготовки. Не сделаешь – нечем зимой будет полакомиться. Разнообразие ты должен создать себе сам. «А то у нас в прошлую зиму не было варенья и было очень скучно. Покупали повидло и мед» (3.8.78). О домашних заготовках и их объеме непременно друг другу сообщают: один засолил 13 банок огурцов, а другой только 8.

Продовольственная проблема решалась и посредством шести соток, на которых умудрялись выращивать кур и кроликов.

Городская семья, однако, не может жить натуральным хозяйством. По переписке видно, что люди замечательно использовали такое достижение цивилизации, как надежная система почты. Читая письма, я составляла список пересылаемого. Он необъятен и свидетельствует о непредсказуемости возникновения дефицита. По просторам нашей огромной страны шли мастика для пола «Самоблеск», «бархатная бумага больших размеров листовая» (27.10.86), кинопроектор «Орленок», лекарства (женьшень и седуксен, диаспонин и АТФ), очки, книги, крышки для консервирования, мыло, стиральный порошок, масло, чеснок и лук, детские колготки и детское питание, «простой плотный спортивный костюм» (27.4.89), утюг… «Послали вам утюг, как раз здесь появились в продаже, ждите, а то без утюга дюже плохо» (13.8.1981). Шлют подарки – австрийские носки и польский одеколон, ткань для выпускного платья, фотоаппараты и фотопленки, женские сапоги и джинсы. Понятно, что делать это было возможно лишь при условии низких почтовых тарифов. Бабушка обвязывает внуков и посылает им для примерки свитера и шапочки.

Читая письма, мы оказываемся в кругу домашней экономики. Здесь удовлетворяются даже такие символические потребности молодого поколения, как распространяющееся вширь желание иметь «фирменную» одежду, новую аудиотехнику. Нет «фирменного» – носят или отечественное (например, джинсы «Тверь»), или самодельное: «Бабуля пожалуйста свяжи Генки шапочку спортивную а то у него шапки нет, Виталька знает какие это шапочки, там еще Adidass написано» (2.2.83).

Эти люди не голодали и не были раздеты, но они, конечно же, не могли свободно реализовать энергию желания, сделать выбор. Без обращения к тому, что происходило в поле маленьких повседневных желаний маленьких людей, мы вряд ли можем объяснить, отчего общество к концу восьмидесятых стало так радикально меняться.

Все, что вращается в кругу домашней экономии, строится не на эквивалентном обмене, а на моральной экономике бескорыстного дара и долга, сердечной привязанности и нравственных оснований. Каждый член семьи – часть целого, но старшие поколения главным образом отдают, а младшие получают.

Из Смоленской области в Новороссийск: «С продуктами у нас пока хорошо. Мяса он (муж. – И. К.) где-то достал много. Приезжали еще свекровь с дедом до того, как мы приехали. Привезли картошки 3 мешка, компотов 10 банок, капусту, варенье. Шторы дала на окна, половика 2 на пол, 2 клеенки, 2 коврика…» (30.11.84).

Принципы моральной экономики распространяются не только на узкий семейный круг, но и на сослуживцев, друзей и знакомых.

И здесь можно проследить, как постепенно менялось положение вещей.

Поколение, у которого было крестьянское детство, живет с соседями семейно-общинно: «А умерла она внезапно. Пришлось помогать» (30.1.79). «Около нас построили большой дом, так что у нас стало весело, народу много» (20,4.83).

Поколение самой Елены Петровны (30-х годов рождения) также было в очень близких отношениях с соседями. Но наиболее значим для них круг сослуживцев. Рабочий коллектив не менее ценен, чем семья. Здесь не отношения технической или экономической целесообразности переносятся на семью, а напротив, отношения семейные переносятся на работу. Поддержание такого типа связи ощущается как моральный долг и как социальная потребность. Трудно различить, когда мы имеем дело с профессиональным призванием, а когда следует говорить об удовольствии от жизни в тесном сообществе. Вообще дети крестьян, получившие высшее образование, очень ценили свой статус. Труд, работа – самоочевидная ценность.

Новое время – новые письма новые темы.

Письма свидетельствуют: отношения с бывшими сослуживцами поддерживаются многие годы. Они приглашают друг друга на свадьбы и юбилеи, оказывают друг другу услуги, выручают деньгами, проводят вместе отпуск. Когда Елена Петровна переезжает из Смоленска в Новороссийск, то есть к морю, начинаются интенсивные визиты как родственников, так и сослуживцев. Только в 1983 году к ней обратилось несколько бывших сослуживцев-друзей с просьбой принять их на отдых. То же и в последующие годы. «Приеду я с внучей и дочей…» – пишет главный бухгалтер стройтреста, где работала в Смоленске Елена flei ровна (17.7.85). У Елены Петровны довольно сложные семейные обстоятельства, но ей неудобно отказать. Она должна следовать обычаю.

Уйдя на пенсию, они тоскуют по кругу сослуживцев. «А я опять тоскую по работе, а вернее по общению с какими-никакими людишками» (10.3.86).

У поколения детей (60-е годы рождения) работа и досуг уже совершенно разделены. Работа – докука. «Работа не нравится ужасно» – лейтмотив в письмах детей.

Одна девушка бросает ненавистную работу оператора ЭВМ и становится продавцом (1983, лето). Другая девушка, бухгалтер по профессии, пишет: «Сегодня на работе мне совсем нечего делать: утром перерисовывала орнамент для кофты, потом писала письма. Затем ходила в гости к девчонке в другой кабинет, теперь вот опять пишу письма… пока нет большой работы и наша крыса – главная не видит» (17.1.85).

Дочь пишет матери: «Мам, ты спрашиваешь про работу, ничего страшного, просто мне не нравится работать на производстве» (19.11.81). Зягь мечется, то трудится монтажником, то переходит в МВД и работает в тюрьме.

Род занятий не выбирают в соответствии с гем, что называют профессиональным призванием. Имеет место диффузное неудовольствие, как в народной песне: «Не знаю, надо иль не надо, / Хотел ли я иль не хотел…». Это неудовольствие выражается в равнодушии к официальным ценностям. Люди не видят жизненного смысла в том, чтобы их не то чтобы искренне принимать, но хотя бы постоянно подтверждать. А такой смысл явно был у отца Елены Петровны.