Знание-сила, 1999 № 05-06

Начиная с казенных пропагандистов и до многолетних коллег Сахарова, разные теоретики объясняли это поразительное преображение «отца советской водородной бомбы».

Под давлением анкетных фактов рухнула одна из первых теорий – что Сахаров на самом деле еврей Цукерман (а с евреями, как известно, может произойти все что угодно). Эту теорию упомянула Лидия Чуковская в статье «Гнев народа», написанной в сентябре 1973 года и стоившей ей исключения из Союза советских писателей. Именно тогда на страницы газет «хлынул организованный гнев трудящихся – в который уж раз! – на этот раз против двух замечательных людей нашей родины: Сахарова и Солженицына».

Согласно одной из новейших теорий, Сахаров еще в юности решил стать освободителем России и, делая термоядерное оружие, зарабатывая геройские звезды и сталинско-ленинские премии, предусмотрительно приобретал общественный всс, чтобы в один прекрасный день «надавить им во благо страны и мира».

Ну а для стихийных материалистов давно запатентовано простое и понятное объяснение, на газетном языке 1975 года звучавшее так; «Сахаров решил возместить прогрессировавшую научную импотентность лихим ударом в другой области».

Сейчас, когда издано собрание научных трудов Сахарова, каждый может проверить это утверждение и убедиться, что с 1965 года начался подъем творческой активности Сахарова в физике, а в 1967 году – накануне его «лихого удара в другой области» – появились две его самые яркие чисто научные идеи.

К нашему времени многое уже известно об эволюции взглядов Сахарова, и прежде всего из его «Воспоминаний». Если бы сам он не рассказал, вряд ли бы кто поверил, что он мог в 1953 году грустить о смерти Сталина. Из книги Сахарова можно узнать, что очень скоро он стал вспоминать об этом со стыдом. Однако у него осталась уверенность, что он обеспечивает мир для страны, стремящейся к воплощению светлых идеалов.

Чтобы нынешнему читателю этот физик-теоретик не казался слишком глупым (или читатель себе – слишком умным), приведем лишь одно высказывание «с другой стороны баррикады», относящееся ко времени, когда Сахаров начинал свое термоядерное «отцовство» и был во власти психологии войны. В 1949 году Бертран Рассел, знаменитый философ и математик-теоретик, вовсе не ястреб и не служащий военно-промышленного комплекса, писал: «Если … только война способна предотвратить всеобщую победу коммунизма, я, со своей стороны, принял бы войну несмотря на все разрушения, которые она должна повлечь».

Смерть Сталина и рождение водородной бомбы сильно изменили мир. Рассел составил документ, вошедший в историю под именем Манифеста Эйнштейна-Рассела и провозгласивший, что следующая мировая война положит конец существованию человечества.

Общественная эволюция Сахарова происходила не просто в ходе его размышлений о прогрессе. Работая вблизи вершины военно-научной пирамиды, он брал на себя профессиональную и личную ответственность за происходившее. Первым экзаменом в 1957-1958 годах стала проблема прекращения ядерных испытаний в атмосфере. Он подсчитал, что даже в самом безопасном варианте они несут гибель совершенно определенному числу анонимных жертв – 6600 человек на каждую мегатонну испытаний. То был вполне профессиональный вопрос, хотя его коллегам по обе стороны мировой баррикады казались непостижимы «моральные и политические выводы из цифр», которые он сделал. В той эпопее были у него и поражения, была и победа, которой он гордился, – договор 1963 года о прекращении надземных испытаний.

Сахарову потребовались годы, чтобы убедиться, сколько в советских светлых идеалах содержалось спекуляции и обмана. Тогда он стал думать, что все правительства друг друга стоят и всем народам угрожают общие опасности. И наконец, уже в противостоянии советскому режиму он пришел к выводу, что между раковой и нормальной клеткой есть существенное различие, и лекарство or социального рака нашел в защите прав человека.

Политическое легкомыслие физика?

В «Воспоминаниях» Сахарова говорится, конечно, и о том, что предшествовало главному событию его общественной эволюции, – о том, как он решился в 1968 году столь вызывающе нарушить правила хорошего тона в его кругу (правила, впрочем, неписаные). Но этот рассказ оставляет какое-то чувство неудовлетворения.

Ну, в самом деле. Пришел к нему знакомый журналист и предложил написать статью «о роли и ответственности интеллигенции в современном мире» для «Литературной газеты». Сахаров согласился, однако то, что он написал, напугало редакцию своей радикальностью. Потребовалось «добро» сверху. Тогда Сахаров послал рукопись Суслову. Через пару недель ему ответили, что «публикация ее в настоящее время нецелесообразна, так как в статье есть некоторые положения, которые могут быть неправильно истолкованы».

Что же автор? – «забыл обо всем этом деле».

Как-то очень уж легковесно и мало похоже на сахаровскую неукротимость – пусть и мягкую внешне, за которой, например, зрители Первого съезда народных депутатов следили с замиранием / восторгом / возмущением.

И совсем не сочетается этот рассказ с началом той же главы «Перед поворотом» из сахаровских «Воспоминаний». Ее он начинает со своих профессиональных забот того времени, когда по долгу службы он участвовал в обсуждениях военностратегических проблем, включая и только что возникший тогда вопрос противоракетной обороны (ПРО). Несмотря на «оборонительность» этих слов, анализ Сахарова и других научных экспертов приводил к выводу, что создание такой обороны означало бы потерю стратегической стабильности в мире: «…Того, что пришлось узнать, было более чем достаточно, чтобы с особенной остротой почувствовать весь ужас и реальность большой термоядерной войны, общечеловеческое безумие и опасность, угрожающую всем нам на нашей планете. На страницах отчетов, на совещаниях по проблемам исследования операций, в том числе операций стратегического термоядерного удара по предполагаемому противнику, на схемах и картах немыслимое и чудовищное становилось предметом детального рассмотрения и расчетов, становилось бытом – пока еще воображаемым, но уже рассматриваемым как нечто возможное. Я не мог не думать об этом…».

И на этом трагически-серьезном профессиональном фоне у него хватило досуга сочинять какую-то необязательную статью «о роли интеллигенции» и, услышав сверху «Цыц!», тут же забыть о ней?!

Что-то не то…

И в самом деле – не то. А «то» пряталось долгое время в архиве ЦК. Долгое время кончилось несколько лет назад. Архив ЦК превратился в Центр хранения современной документации. И один из современных документов – письмо Сахарова в ЦК от 21 июля 1967 года – стал доступен для изучения.