Знание- сила, 2000 № 11

Топор, обломок которого нашли в траншее возле Архангельского собора, изготовлен из вулканической породы – долерита, происходящего из Карелии. Такая порода попадала в Московский регион в периоды оледенения, это великолепно продемонстрировали нам люди эпохи бронзы: топор настолько аккуратно просверлен и заглажен снаружи, что не верится, как это в столь давние времена, почти четыре тысячи лет назад, он мог появиться.

Вместе с московской керамикой XIII – XV веков были найдены еще два обломка посуды дьяковской культуры, тоже очень древней – середины I тысячелетия до новой эры. Это были фрагменты грубых, ручной формовки горшков с неровной шероховатой поверхностью. Слои поселения дьяковского времени на Боровицком холме (VIII – III века до новой эры) бедны находками, и кроме обломков глиняной посуды, очажных камней и углей, в них обычно ничего не находят. Но наука научилась «вопрошать» даже угли – определять породы деревьев (в основном здесь росли широколиственные), а значит, уточнять древний ландшафт высокого мыса над Москвой-рекой. «Вопрошать» и землю, то есть определять по пыльце, какие растения здесь росли, что из злаковых, что из сорняков. Все эти данные позволяют заполнять белые древние страницы истории, полнее и ярче представить жизнь людей здесь, на Боровицком холме Москвы, в I тысячелетии до новой эры.

Интересно, что средневековые слои города рядом с Архангельским собором, подарив археологам интереснейшие находки древности, Москву XIII – XV веков не представили никак – только обломками глиняной посуды разных форм и… железным ключом к навесному замку.

В слоях средневекового времени (XIII-XV) возле архангельского собора найдены железный ключ от навесного замка, обломки посуды XV века, обломки красноглиняной черепицы, кусочки фресок и поливных плиток пола первого, еще эпохи Ивана Калиты (1333г.), храма во имя Михаила Архангела

Увы, жилые наслоения, оставленные жителями древней Москвы в этой части Кремля, занятой уже в первой трети XIV века храмами, никогда не были значительными по толщине. К тому же в 1913 году уровень Соборной площади бью понижен на один метр, дабы освободить цоколи кремлевских соборов от наросшей рядом с ними земли. В итоге современным исследователям в этой части крепости Москвы приходится наблюдать и изучать далеко не самое богатое средневековье, хотя, казалось бы, самое сердце города. Тем дороже здесь ценятся мелочи, вещи, подчас незначительные, но, тем не менее, всегда свидетельствующие о подлинной жизни, протекавшей давным-давно.

Александр Грудинкин

Электронным носителям информации грозит разрушение. Страх перед непоправимой утратой изображений и звуков – вот кошмар, преследующий всех, кому приходится иметь дело с информацией, и в первую очередь тех, кто хранит ее.

Человеческое общество живет внутри им же самим сотворенной культуры, словно морские обитатели – внутри нерукотворного моря, окружающего их и их разделяющего. Преемственность культуры подчеркивается ее дефинициями. Культура – это мудрость, накопленная человечеством… Надстройка, венчающая труд пролетариев и крестьян… Аура, исходящая от каждого индивида.,. Свод знаний и сумерки пророчеств… Это – память, вмещающая опыт и технические приемы… Это – предметы, хранящие в условном, зашифрованном виде – в знаках, красках, звуках – духовные достижения общества и отдельных индивидов…

Культура отбирается, сохраняется, передается. От поколения к поколению. От одного региона к другому. Культура – это лва скрещенных русла. По одному время течет из прошлого в будущее. По другому медленно растекается настоящее, все выравнивая и насаждая однообразие.

«Ручеек» культуры не раз пересыхал. Ее развитие пресекалось. Под натиском врагов гибли города и целые страны. Что от них оставалось? Пепелища, черепки, сломанное оружие… М еще «кирпичики» культуры, доносящие опыт и знания до потомков. На протяжении многих веков эти «кирпичики» чаще всего имели форму рукописной или печатной книги.

Чтобы понять ее смысл, следовало лишь знать язык, на котором она написана: систему букв, цифр или иероглифов, запечатлевших чужой опыт. Языческий Рим пал, но в дворцовой «Академии» Карла Великого все так же читали произведения древних авторов, сохраненные внутри «кирпичиков» культуры. Их шифр был понятен. Рим пал, буквы остались, система буквенной записи уцелела. И потому хранитель древностей Алкуин, руководивший «Академией», вправе был сказать: буква – это «страж истории».

Если мы разучимся понимать эти обозначения, мы утратим способность обращаться к своему прошлому. Можно дать еше одно определение культуры. Это – здание, возводимое многими поколениями. Внутри него мы живем. Пока в стены здания закладывают стандартные «гутенберговы фолианты», оно растет. Так было веками. Книги давно уже стали частью человеческого тела, а письмо – одним из физиологических отправлений.

Но что будет с человечеством, если оно примется от десятилетия к десятилетию менять материал, на котором «записана» культура, материал, из которого возводится это общее всем здание? Здание того и гляди рассыплется. Непоправимые лакуны обезобразят культуру.

Уже сейчас рядом с книгами – и наравне с ними – используются дискеты, жесткие диски, компакт-диски, магнитные ленты, содержащие огромные объемы информации. Сиюминутные преимущества их очевидны. Воспроизвести хранящуюся у вас бумажную книгу не так легко: ее можно лишь переписать, купить заново или в лучшем случае ксерокопировать на отдельных листах бумаги. А вот книгу, записанную на дискете, вы скопируете в считанные секунды. Ее можно тиражировать бесконечно. Благодаря этим новым «кирпичикам» культуры каждый человек, скачивая огромные количества информации на дискеты, в принципе получает возможность заново возвести вокруг себя все здание человеческой культуры. Весь мир уместится в этих крохотных цифровых носителях. Однако их недостатки ощутимы столь же явно. Рядом с обычной, бумажной книгой любая дискета и т.п. – это «книга за семью печатями».

Повторим еще раз: книгу, лежащую перед нами, всегда можно прочитать, из чего бы она ни состояла – из бумажных страниц или глиняных табличек, и какие бы знаки ни испещряли ее – египетские иероглифы, письмена майя или латинские маюскулы. Буквы, как и краски картин, как и нотные линейки, взывают к зрению, позволяя понять, угадать или расшифровать все, что они хранили для нас веками и даже тысячелетиями.