Эсме Швалль-Вейганд - Дар. 12 ключей к внутреннему освобождению и обретению себя

« Если бы знать , что она умирает», « Если бы знать , что я так быстро ее потеряю» — София стала заложницей этого если бы знать . Но все наши если бы ничего не дают нам. Напротив, лишают последних сил.

— Сегодня, — обратилась я к Софии, — вы можете сказать себе лишь одно: «Если тогда я знала бы то, что знаю сегодня, то все сделала бы по-другому». На этом ваше чувство вины заканчивается. Нужно изменить в себе это чувство, что кругом виноваты именно вы, — изменить ради своей матери. Скажите себе: «Раньше я была такой. Теперь я буду дорожить теми воспоминаниями, которые никто у меня не отберет». Она жила рядом с вами тридцать четыре года — то было чудесное время. В мире нет и не будет другой такой матери. В мире нет и не будет другого такого специалиста. Так что берегите память о ней — каким человеком она была; берегите память о том времени, что у вас было с нею. И ни минуты больше не тратьте на чувство вины — оно просто лишит вас любви. Навсегда.

Чувство вины мешает нам наслаждаться воспоминаниями. Мешает вести полноценную жизнь. Мешает вообще жить — жить здесь и сейчас.

— Когда вы чувствуете себя виноватой, — сказала я Софии, — вы уже не в состоянии быть веселой, кокетливой, не способны поддерживать близкие отношения. Все яркое в жизни вы видите в мрачном свете. Вы нивелируете самые чудные вещи — возьмем, например, воспоминания о последних днях вашей матери. Помните, как в больнице сушили ее вымытые волосы феном? Как помогали ей чувствовать себя элегантной и привлекательной? Ведь именно такой она и хотела быть во время своего угасания. А ее стремительный уход — без многолетних страданий, без потери воли, без утраты контроля над своим телом и своим умом — ведь это настоящий дар судьбы.

Иногда нам кажется, что мы предаем своих мертвых, если нам слишком хорошо; думаем, что оставляем их, если нам слишком весело; что забываем их, если чувствуем себя счастливыми.

— Вам с мужем по ресторанам бы походить и потанцевать там, — сказала я, — а не сидеть дома и плакать по матери. Избавьтесь наконец от этого указующего и осуждающего внутреннего голоса: если бы знать, была должна, могла бы, почему не сделала . Пока в вас есть чувство вины, вы несвободны. Представьте, что перед вами сидит ваша мать, — как вы думаете, что бы она от вас сейчас хотела?

— Чтобы мои сестры и я были счастливы. Чтобы наша жизнь была полной.

— Так подарите ей это. Живите насыщенно. Радуйтесь каждой минуте. У вас вся жизнь впереди. Я даже вижу, как она улыбается, подбадривая вас. Будьте рядом со своими сестрами, со своим мужем. Любите друг друга. И когда вам стукнет девяносто два, разрешаю вам вспомнить меня — подумайте, ведь ваша жизнь только началась, когда после смерти любимой матери вы решили жить полноценно и счастливо, а не быть жертвой грустных обстоятельств. Теперь перед вами стоит задача преподнести ей этот подарок — отпустить. Отпустите ее.

У горя много уровней и оттенков, но кроме скорби, боли и страха оно еще приносит с собой много вопросов — это вопросы утешения, вины выжившего, вопросы бытия, собственной уязвимости, недолговечности жизни. Нарушается и перестраивается все наше восприятие мира. Я не очень люблю избитое выражение, что время лечит. Лечит не время, а то, что вы с ним делаете.

Порою, чтобы не чувствовать горе, люди стараются держаться за устоявшийся образ жизни, сохраняя привычные занятия, будничные дела и отношения. Но отчасти это иллюзия: после большой потери уже ничего не будет как прежде. В проживании горя открывается возможность пересмотреть свои ценности и принять решение вернуться к радостям жизни и своим мечтам, вновь захотеть быть лучшими и не бояться новых путей.

Когда к Дэниелу пришла беда — что может случиться с каждым из нас, — он не захотел жить по привычке, продолжая машинально делать одно и то же. Он был готов сменить ритм жизни и вернуть себе контроль над нею. По его словам, если вдруг происходит что-то «ужасно тяжелое, то человеку приходится делать выбор: либо оставаться прежним, либо меняться в лучшую сторону».

История его утраты началась с истории любви. Они познакомились с Трейси, когда ему было восемнадцать лет. Оба исконные жители Канады, оба изучали в университете одни и те же предметы, связанные с проблемами окружающей среды и жизни коренных народов. Дэниел и Трейси быстро нашли общий язык и стали близкими друзьями; они могли болтать друг с другом часами напролет — вместе им было хорошо, радостно и свободно.

Но сегодня Дэниел кое-что переосмысливает: «Мы много о чем не говорили, но, видимо, должны были». Они поженились, когда Дэниелу было двадцать пять; через пять лет родился их сын Джозеф. Они переехали на другой конец страны, в родную провинцию Трейси. С тех пор все пошло не так, как надо. Хотя к этому времени Трейси уже достигла определенных научных и профессиональных успехов: успела окончить магистратуру, начала работать над докторской диссертацией, стала уважаемым специалистом и востребованным консультантом по вопросам окружающей среды. Однако возвращение домой заставило ее вновь столкнуться с теми проблемами, из-за которых она, собственно, когда-то покинула свое сообщество: хронический алкоголизм, беспробудное пьянство, повальное употребление наркотиков, насилие и высокая смертность. И самое главное — то, чего Дэниел еще не знал, — она снова оказалась в ситуации катастрофической близости к родной семье, в которой уже случались акты насилия и надругательства, в частности и над ней. Попав в хорошо знакомую ей среду, Трейси начала терять контроль над собой. Падение произошло довольно быстро: она пила и устраивала пьяные скандалы. Они расстались. Джозефу было всего два года.

Дэниел и Трейси из последних сил старались поддерживать корректные отношения, поскольку у них была совместная опека над ребенком и они поровну делили обязанности по содержанию и воспитанию Джозефа. По крайней мере, им удавалось не ссориться в его присутствии. Но жизнь Трейси становилась все более беспорядочной. Ее лишили водительских прав — скорее всего, как предполагал Дэниел, из-за вождения в нетрезвом виде. Несколько раз, когда он завозил к ней Джозефа, на душе у него было тревожно: ему казалось, что она начала употреблять наркотики. Он неоднократно пытался поговорить с ней об этом, и каждый раз Трейси отвечала, что у нее личные неприятности, но она все держит под контролем.

Как-то Дэниел, тревожась о ней, оставил Джозефа с няней и поехал ее искать. Он нашел отсыпавшуюся после перепоя Трейси в доме ее родственников. Проснувшись, она выглядела помятой и какой-то отчаявшейся. Он подсел к ней на край кровати. Она вдруг разрыдалась и ни с того ни с сего начала рассказывать, как ее насиловали ближайшие родственники, когда ей было двенадцать лет. В восемнадцать она потребовала от родителей объяснений, почему они это допускали. Мать сидела с холодным видом, сурово поджав губы, и осуждающе молчала; в то время как отец, развалившись на стуле, нагло оскорблял дочь, обвиняя в том, что та сама виновата в случившемся. Дэниел был потрясен. Он знал, как нелегко ей приходилось в детстве, знал, что ее и других детей в семье били. Но понятия не имел о сексуальном насилии. Откровения Трейси, с одной стороны, помогли ему осознать, как сильно она страдала, с другой — породили ряд новых проблем. Он был категоричен в том, что «с этого момента Джозеф не должен находиться в этой семье, рядом с людьми, которые могли сотворить такое с ребенком». Он потребовал, чтобы Трейси соблюдала новое правило: «Пока все не выяснится и не обсудится, никаких контактов с ее родителями у их сына не будет» — и добавил, что «никогда этого не допустит». Она согласилась. Через месяц Трейси подала на развод. А через год спокойно оставила Джозефа в доме наедине со своим отцом. Узнав об этом, Дэниел сразу подал в суд и получил полную опеку над сыном.