Эсме Швалль-Вейганд - Дар. 12 ключей к внутреннему освобождению и обретению себя

И я разговариваю с родителями. Не скорбно, как моя мама, которая взывала к своей матери, прося о помощи. Нет, я просто оберегаю место в своем сердце, где все еще живут их души. Я зову их посмотреть на мою жизнь — как она прекрасна и насыщенна; я хочу, чтобы они видели, как благодаря им все в этом мире произрастает и процветает.

От отца я унаследовала вкус к стильному виду и модным, отлично сшитым вещам. Каждый раз, наводя марафет, я говорю ему: «Посмотри на меня, папа! Ты всегда считал, что я буду самой нарядной девушкой в городе». Когда я в хорошей форме, когда привожу себя в полный порядок, когда уверена в себе и во мне появляется хуцпа [2] Хуцпа ( идиш «хуцпэ», букв. «сверхдерзость») — особое мужество, храбрость или пылкость, позволяющие преодолевать кажущиеся непреодолимыми препятствия. Прим. перев. , это значит, что я совершаю торжественный обряд памяти моего отца.

Я все время благодарю свою мать — благодарю за ее мудрость, за то, что научила меня находить силы в самой себе. Я благодарна ей даже за те слова, что она повторяла мне: «Хорошо, что ты у нас умная, а то внешность у тебя так себе». Спасибо, мама, ты делала все, что могла. Спасибо за то, что у тебя хватило сил заботиться о своем вечно пьяном, сломленном горем отце, кормить и поддерживать своих братьев и сестер. Спасибо тебе за нашу семью. Спасибо, что вдохновила меня раскрыть мои способности и обращаться к своим внутренним ресурсам. Я люблю тебя. И никогда тебя не забуду.

Переносить горе сложно. Но порою скорбь приносит светлое чувство. Можно мысленно обратиться к прошлому. Можно даже принять его. Главное, мы уже не там. Мы здесь, мы в настоящем. И мы сильные.

Можно примириться с тем, что было, и с тем, чего не было. И обращать внимание не на то, что потеряли, а на то, что имеем, — это тот выбор, который мы делаем, чтобы наслаждаться каждой секундой, ценить, что имеем, и принимать жизнь как дар.

Горе меняется, но никуда не уходит. Отрицание горя не поможет вам оправиться — как не поможет и то, что вы проводите больше времени с мертвыми, чем с живыми. Если тот, кого вы любите, умер, посвящайте каждый день тридцать минут памяти этого человека и оплакивайте свою потерю. Возьмите воображаемый ключ, откройте сердце и дайте свободу своей скорби. Плачьте, кричите, слушайте музыку, которая напоминает вам о любимом человеке, пересматривайте фотографии, перечитывайте старые письма. Выражайте свое горе в полную мощь, погрузитесь в него целиком. Когда тридцать минут пройдут, спрячьте скорбь по любимому человеку надежно в своем сердце и возвращайтесь к жизни.

Горе может указать, куда нам двигаться дальше в нашей жизни, чтобы она наполнилась настоящим счастьем и бо́льшим смыслом. Поговорите с любимым человеком, которого больше нет с вами. Скажите, за что вы ему благодарны: за бесценные воспоминания; за то, чему он вас научил; за подарки, с которыми вы не расстаетесь; за то, что этот человек занимал такое место в вашей жизни; за то, что вы были вместе. А затем спросите у него: «Что ты хочешь для меня?»

Когда пара сообщает мне, что между ними не бывает ссор, я отвечаю: «Значит, между вами и близости нет».

Ссориться — это очень по-человечески. Отсутствие конфликтов скорее указывает на режим деспотии, чем на мир и согласие. Сами по себе конфликты не лишают нас свободы. В заточении нас держит ригидность мышления, которую мы обнаруживаем, вступая в разногласия.

Трудно распознать сразу, что клетка, куда нас загоняет негибкость нашего ума, тюремная — ведь чаще всего она сияет позолотой самых благих намерений. Ко мне за помощью обращаются многие люди, желающие наладить связь с близкими. У кого-то возникают проблемы с детьми, у кого-то не ладится с партнером, но все хотят найти идеальный способ общения, достичь взаимопонимания, убрать тяжесть и напряжение из отношений, сделать их гармоничными и доверительными. Но нередко, как я замечаю, люди приходят к психотерапевту не за тем, чтобы научиться улаживать конфликты; они ожидают от меня, что я помогу им убедить другую сторону принять их точку зрения. Если вы приходите ко мне на прием, уже держа в голове готовый список претензий к другой стороне, если вы привыкли сводить счеты с кем-то или пытаетесь этого человека изменить — вы несвободны. Свобода начинается, когда вы задействуете свое право выбирать, какой будет ваша ответная реакция.

Я постоянно слышу от своих пациентов, как они хотят, «чтобы он сделал так-то…», «чтобы она поступила иначе…». И не устаю говорить, что они не могут чего-то хотеть за другого человека. Можно только выяснить, что подходит вам , что для вас будет считаться правильным.

Перестать отрицать правду другого — в этом заложен один из важнейших секретов разрешения конфликта. Я не отказываю себе в удовольствии поесть сэндвич с хорошо приготовленным языком. На что мой друг не устает удивляться, как я могу такое есть, и добавляет: «Меня тошнит от одной мысли о нем». Кто из нас прав? Он прав для себя, я — для себя. Необязательно соглашаться друг с другом. Не нужно отказываться от своей правды — прошу вас, никогда этого не делайте! Свобода приходит, когда мы перестаем держаться за необходимость быть правыми.

Спустя несколько десятков лет после войны я поняла, что для исцеления мне нужно вернуться в Аушвиц и встретиться с прошлым. Я позвала поехать с собой сестру Магду. Мы поддерживали жизнь друг в друге, когда были узницами; практически выживали ради друг друга. Я хотела именно с ней вернуться туда, где убили наших родителей. Посмотреть прямо в лицо тому, что было с нами, прийти к месту постоянного ужаса и смерти, испытать скорбь, оплакать мертвых и сказать: «Мы всё пережили!» Сестра сочла мое решение идиотизмом. Кто захочет добровольно возвращаться в ад? Магда — единственный человек на свете, кто разделил со мной ту жизнь; она тот человек, кому я обязана самим фактом выживания. Но общее прошлое отзывалось в каждой из нас совсем по-разному. И никто не прав, не виноват, никто не лучше и не хуже; мы с ней обе здравые, нормальные женщины. Я права, с точки зрения Эди, она права, с точки зрения Магды. Мы всего лишь люди, прекрасные и склонные ошибаться, — ни больше ни меньше. И обе мы правы. Я одна вернулась в свое прошлое, в Аушвиц.

Я думаю, что Иисус, советуя «подставить другую щеку», имел в виду как раз такие случаи. Поскольку если мы подставляем вторую щеку, то начинаем смотреть на хорошо знакомое по-новому. Нам не дано изменить ситуацию, не дано перевернуть чей-то образ мыслей, но мы в состоянии увидеть реальность несколько иначе. Можно мириться с самыми разными точками зрения и даже интегрировать их в собственный опыт. В такой гибкости заложена сила.