Эсме Швалль-Вейганд - Дар. 12 ключей к внутреннему освобождению и обретению себя

Гибкость мышления позволяет нам быть настойчивыми, но не агрессивными, не пассивными, не пассивно-агрессивными. Если мы агрессивны, то все решаем за других. Если мы пассивны, то позволяем другим все решать за нас. Если мы пассивно-агрессивны, то мешаем другим принимать самостоятельные решения. Если мы настойчивы, то уверенно и обоснованно заявляем о своем мнении. В свое время я захотела продолжить образование, но очень боялась, что на это скажет Бела. Боялась, не возмутит ли его, что я перестану уделять должное время семье. Боялась, не обидит ли его, что нас начнут воспринимать как «доктора Эгер и мистера Эгера». Но взрослому человеку, если он на что-то решился и представляет собой по-настоящему цельную и зрелую личность, не нужно ни у кого спрашивать разрешение. Именно поэтому не отдавайте ни в чьи руки свою жизнь. Просто поставьте перед фактом, например, что решили вернуться к учебе и получить докторскую степень. Таким образом мы доносим до другого человека нужные сведения и предоставляем ему полную свободу на выражение его мнения: он, так же как и мы, должен быть уверен в собственных желаниях, надеждах и опасениях.

Держаться своей правды, но не оказывая давления на других, не управляя их мнением, не используя свою власть над ними, — в этом заложен еще один важнейший секрет разрешения конфликта и сохранения собственной свободы.

В жизни все становится проще, когда мы принимаем других такими, какие они есть, а не ждем, что они будут соответствовать нашим ожиданиям. У меня есть пациент, который часто конфликтует со своей дочерью-подростком. Он пришел на очередной прием очень расстроенным, так как обычная перебранка между ними переросла в бурную ссору, во время которой дочь осыпала его грубыми оскорблениями и неприличными ругательствами. Подростковый взрыв произошел из-за того, что отец не разрешил ей брать его машину. От меня он хотел, чтобы я выступила в роли судьи: выслушала доказательства и приняла его сторону, признав виновной дочь. Но жалобы в адрес близких вроде стенаний «Ты только посмотри, что наделал» никогда никого ни на что не вдохновят — они ни вас не поддержат, ни другим не помогут стать лучше. На почве осуждения ничто никогда не произрастет. Не надо никакой критики. Изживите ее. Насовсем и навсегда.

Когда мы следуем своей правоте, когда никого не критикуем, то поступаем так не только ради других, но прежде всего ради самих себя, поскольку не хотим жить несбыточными надеждами, не хотим испытывать ни гнева, ни обиды, когда наши ожидания не оправдываются. Я очень избирательна в выборе того, на кого, на что и когда мне сердиться, потому что в первую очередь сама страдаю от собственной злости.

Нездоровые конфликтные отношения часто возникают из-за нашего образа мыслей, когда мы твердо убеждены, что лучше всех знаем, как будет хорошо, а как — плохо. Во Франции намечались гастроли Большого театра, выступления балетной труппы должны были состояться в Париже как раз в том летнем месяце, когда мы с Белой планировали там пожить во время нашего путешествия по Европе. Я всегда мечтала побывать на спектакле Большого. Бела купил для меня билет и в назначенный день подвез к театру, но сам не пошел. Я подумала, что дело в стоимости, — может быть, он не хотел тратить такие деньги на второй билет для себя. Я вышла в антракте, в полном восторге от постановки, и попробовала убедить мужа прийти на второй акт.

— Там есть свободные места. Возьми в кассе билет и пойдем. Ты получишь большое удовольствие. И мы будем вместе.

Но он не хотел.

— Русским денег не даю, — заявил он. — После всего, что коммунисты сделали со мной в Чехословакии.

Он убедил себя, что таким образом мстит за преследования и тюрьму. Я спорила, упрашивала, убеждала, что артисты не виноваты в том, что с ним случилось. Но я не смогла заставить его передумать. Я вернулась в зал и наслаждалась оставшейся частью балета одна. С одной стороны, жаль, что Бела не смог отставить в сторону свои предубеждения и сидеть со мной в темном зале, наслаждаясь красотой, от которой дух захватывало. С другой стороны, не могу сказать, что мое отношение к данной ситуации представляло собой что-то более правильное, чем его. Позиция Белы была справедлива для Белы, моя справедлива для меня.

Многие из нас живут с необходимостью что-то доказывать. Назойливая привычка оставлять последнее слово за собой постепенно развивается в зависимость. Но, отстаивая свою правоту или полезность, вы пытаетесь стать тем, кем на самом деле не являетесь. Никто не застрахован от ошибок. Каждый человек их совершает. Мы не беспомощны, но мы и не святые. Нам не нужно ежеминутно доказывать, что мы чего-то стоим. Мы можем просто принять все как есть и радоваться тому, что при всем своем несовершенстве сохранили цельность характера. И каждый должен понимать, что он неповторим. Перестаньте гнуть свою линию. Если вам есть что доказывать, вы все еще находитесь в заключении.

Эти рекомендации справедливы даже для ситуаций, когда вы сталкиваетесь с недоброжелательностью и травлей.

Дочь моего друга пришла домой из детского сада расстроенной, потому что кто-то в группе обозвал ее какашкой. Друг спросил, как помочь дочке справиться с этой ситуацией. Нам всем в жизни когда-нибудь, рано или поздно, встретится какой-нибудь хулиган или задира. И когда он обзовет вас какашкой, не говорите в ответ, что вы не какашка. Главное, никогда не оправдываться. Тем более за то, в чем вы не виноваты. Иначе все быстро перерастет в силовое противостояние. Каждый начнет тянуть канат на себя до полного изнеможения. Для ссоры нужны двое. Но чтобы ее прекратить, хватит и одного. Так что не хватайтесь за другой конец брошенного вам каната, а скажите тихо себе: «Чем больше он говорит, тем спокойнее я становлюсь». И напоминайте себе время от времени, что вы «никогда не перейдете на личности». Когда кто-то называет вас какашкой, на самом деле он говорит о том, кем видит себя.

Однажды, когда я была в ЮАР, я читала лекцию в Сатьяграха-хаус в Йоханнесбурге, в доме, где когда-то жил Моханда́с Ганди; теперь там музей и центр духовных практик. Ганди сумел поставить на колени Британскую империю — без всякого кровопролития, без риторики ненависти.

Подобный подход был одним из способов выживания в Аушвице. В той атмосфере человеконенавистничества каждое мгновение звучало что-то бесчеловечное, я постоянно слышала, что я ничтожество, что я грязная, что лагерь я покину только в виде трупа. Но я не позволяла этим словам проникать в свою душу. Я интуитивно понимала, что нацисты были еще бо́льшими узниками. Впервые я каким-то образом это почувствовала в ту ночь, когда танцевала для Менгеле. Телесно я находилась в лагере смерти, но дух мой был свободен. Менгеле и остальным придется держать вечный ответ за то, что они творили. Я еле стояла на ногах от голода, я цепенела от ужаса и страха быть убитой, но у меня было мое внутреннее убежище. Власть нацистов держалась на тотальном расчеловечивании и систематическом истреблении людей. А во мне оставались живыми моя сила и моя свобода.