Эсме Швалль-Вейганд - Дар. 12 ключей к внутреннему освобождению и обретению себя

Тихая, не находящая выхода ярость приводит к саморазрушению. Если не давать ей — причем активно и намеренно — выплескиваться наружу, если постоянно сдерживать себя, то мы будем всю жизнь за нее держаться. Ничем хорошим для нас это не заканчивается.

Не приводит к добру и привычка вымещать на ком-то злость. Всякий раз, бесконтрольно взрываясь, мы думаем, будто испытываем катарсис, — правда, расплачиваться за наше якобы очищение приходится всегда другим. Подобное поведение ни от чего не освобождает, напротив, может вызывать зависимость. Мы лишь запускаем пагубный цикл, когда злость порождает злость.

Лучшее, что можно сделать с гневом, — научиться контролируемо давать ему выход, а затем расставаться с ним.

Может показаться, что это довольно просто. Но если в детстве от нас ждали, что мы во всем будем «хорошим ребенком», если учили, что злиться недопустимо, что это отпугивает, если мы когда-нибудь пострадали от чьей-то злобы, — нам будет нелегко позволить себе почувствовать гнев, а тем более его выразить.

Лина была потрясена, когда без всяких объяснений, без обсуждения муж неожиданно заявил, что хочет развода. Прошел год, она блестяще справляется, преуспевает в работе, окружает любовью и заботой троих своих детей и даже снова начала встречаться. Она эффектно выглядит, щеголяя модной стрижкой и дерзкими серьгами. И все-таки чувствует, что психологически застряла на одном месте, не может избавиться от ощущения, что жизнь ее жестоко обманула.

— Я потеряла то, что не хотела терять, — говорит она. — Мне не дали выбора.

Лина прошла через чувства глубокой печали, горя и вины. Она собрала все силы — о которых даже не подозревала, — чтобы заботиться о своих детях и заниматься практическими вопросами развода. Но несмотря на все переживания, она почему-то не испытывала злости. В свое время, много лет назад, Лина непосредственно наблюдала, как ее любимая тетя проходила через такой же ужасный развод. Видела, как она отстранилась от мира, годами ожидая, что ее муж поймет свою ошибку и будет молить о прощении. Даже когда тетя умирала от рака, она все еще надеялась, что муж вернется. Помня, в каком горе жила ее тетя, Лина однажды направилась в лес, думая освободиться от гнева, который, как она была уверена, все-таки где-то глубоко в ней затаился, пусть даже она и не чувствовала его. В полном одиночестве она шла по тропинке в глубь леса, остановилась на поляне с высокими деревьями и настроилась на то, чтобы кричать громко и долго. Но ничего не получилось — так она была зажата. Чем сильнее Лина пыталась выразить свой гнев, тем в большее оцепенение впадала.

— Как я могу почувствовать и выразить свою злость, если я боюсь это чувствовать? Если я не хочу это чувствовать?

— Для начала признайте право вашей злости на существование, — сказала я ей.

Вы имеете право чувствовать злость, гнев, ярость. Это человеческие эмоции. Вы человек.

Когда мы не можем дать волю гневу, мы либо не признаем, что стали жертвой, либо отказываем себе в человеческой нормальности. (Так страдают перфекционисты. Молча!) В любом случае мы отрицаем реальность. Заставляем себя жить в онемении, притворяемся, что все у нас в порядке.

Это не освобождает от боли.

Кричите и бейте кулаками подушку. Идите на пустынный пляж или поднимитесь на вершину холма и кричите изо всех сил вместе с ветром. Найдите толстую палку и колотите ею по земле. Когда мы остаемся одни в машине, то часто поем. Почему бы нам не покричать в одиночестве? Закройте все окна, сделайте мощный вдох и на выдохе добавьте г о лоса, пусть выдох постепенно перерастет в самый длинный и громкий крик в мире. Если ко мне приходит пациент, который выглядит непреклонным и закрытым, я обычно говорю: «Сегодня мне почему-то хочется покричать. Давайте покричим вместе?» И мы это делаем. Если вы боитесь кричать в одиночестве, найдите друга или психотерапевта, который будет кричать с вами. Это приносит большое облегчение. Возникает глубокое, почти головокружительное состояние, когда мы слышим собственный естественный голос, исполненный искренним чувством, — голос, выражающий свою, такую непростую правду. Когда мы срываем с себя все маски. Когда наконец можем заявить о себе: «Да, из меня сделали жертву. Но больше я не жертва. Я — это я».

Гнев — вторичная эмоция. Наша защита, броня, которую мы надеваем поверх первичного чувства. Мы расплавляем свой гнев, поскольку нам надо добраться до того, что находится под ним — страха или горя.

Только тогда можно начинать самую тяжелую работу из всех — прощать себя.

В одну августовскую пятницу, днем, вскоре после того как я начала набрасывать черновой вариант глав этой книги, я откуда-то возвращалась домой и обнаружила у своей входной двери мужчину. На нем были брюки цвета хаки и рубашка поло, на груди был прикреплен официального вида именной бейдж.

— Я из компании водоснабжения, — сказал он. — Нужно проверить у вас воду на предмет загрязнения.

Я впустила его, отвела на кухню. Он включил воду, проверил краны в ванной, а затем сказал:

— Мне нужно позвонить начальнику, возможно, у нас тут проблема с кранами.

Он позвонил со своего мобильного и позвал коллегу на помощь.

Приехал мужчина в такой же одежде и с бейджем, они снова покрутили краны и сказали мне, что на всякий случай я должна снять с себя все металлические предметы. Часы, ремни, украшения. Я сняла цепочку и браслет. С кольцами было сложнее. Из-за артрита в мои кольца вставили маленькие застежки — иначе я ни за что не смогла бы их стягивать со своих отечных суставов. Но с артритом сложно и расстегивать эти застежки. Я попросила мужчин мне помочь.

Они еще раз проверили краны и изобразили некую процедуру очистки воды. Сказали мне пойти к раковине в ванной комнате и включить воду, стоять и смотреть, пока струя не станет голубой. Я прошла по коридору, включила воду, стала смотреть, как она течет, ждала и ждала. Вдруг я все поняла. Поспешила обратно на кухню, но они уже ушли — вместе с моими кольцами, цепочкой и браслетом.

Полиция сказала, что я стала новой жертвой известной схемы преступлений в отношении пожилых людей. Я чувствовала себя глупой и наивной, что попалась на их уловки. Каждый раз, когда думала о том, какой доверчивой дурой я была, мне хотелось провалиться сквозь землю. Впустила их, позволила ходить по моему дому, собственными руками вручила им свои украшения. Можно было бы еще и чек выписать!

Полицейские, впрочем, как и мои дети, смотрят на это иначе: «Слава богу, что вы их послушались. Они забрали вещи, но вам не навредили». Если я попыталась бы сопротивляться, они могли меня связать или того хуже. То, что я выполняла все, о чем они просили, причем без всякой суеты, возможно, спасло мне жизнь.