Рэймонд Моуди - Жизнь после утраты: Как справиться с горем и обрести надежду

Родителям, потерявшим дитя, очень трудно справиться с такой ужасной потерей, в том числе потому, что с ребенком умирает и их будущее. Это удар по всем мечтам, надеждам и планам. Родители, дедушки и бабушки не думают, что переживут любимого сына, дочь или внука и будут хранить память о нем.

Когда умирает муж или жена, с которым вместе прожито много лет, вдовы и вдовцы часто чувствуют, что потеряли прошлое, настоящее и будущее разом. Жизнь для них останавливается. Они задают себе вопросы «Где я был? Куда я иду? Где я сейчас?».

До двенадцати лет большинство детей не осознают, что смерть реальна, постоянна и может случиться с ними, но тем не менее они горюют. Они то играют, то скорбят, потом снова играют, снова скорбят и т. д. Если разрешать детям чувствовать и выражать свое горе, они обычно адаптируются к потере. Гибкость и способность возвращать себе душевный покой — дар, характерный для юных лет, но только в том случае, если скорбящий ощущает поддержку.

С возрастом эта способность иссякает. Для большинства людей, которые с годами становятся старше и мудрее, умение адаптироваться теряется по мере накопления стресса и горя. Поэтому так важно научиться справляться с утратой.

Наша история горя начинается с рождения, и каждая потеря оказывает влияние на все последующие. «Та утрата, которую мы оплакиваем сейчас, готовит нас к будущим», — объясняет отец, потерявший двоих детей.

В 1989 году Роджер пережил смерть дочери, а в 1995 году потерял сына; оба скончались из-за сходных врожденных пороков развития. «Когда умерла моя дочь, я стал другим человеком. Меня изменила сама ее смерть, но я не мог это контролировать. Я поклялся, что больше никогда, никогда не буду чувствовать себя таким беспомощным, и это я контролироватьмог. Я прочитал все книги о горе, которые сумел найти, посещал лекции и семинары. Смерть сына для меня не была нисколько легче, но во второй раз мое горе было другим. Я лучше понимал то, что происходит у меня в душе, и справлялся с этим лучше. Во многих отношениях я вырос».

Основные факторы, которые определяют то, как мы справляемся с горем, — это наше психическое, эмоциональное, физическое и духовное здоровье. Люди, которые и без того переживали кризис (например, серьезную операцию, тяжелую болезнь или осложненную беременность), могут решить отложить горевание, пока их состояние не стабилизируется. При некоторых обстоятельствах горюющие так и не переходят к состоянию, способствующему адаптации. Однако не всегда можно судить по тому, что мы видим, как показывает история Гая.

Гай жил в маленьком городке, где его все знали. У него была задержка интеллектуального развития, однако он работал — ухаживал за газонами в университете, а по выходным как волонтер помогал в церковном саду. Когда умерла его мать, большинство горожан сочли, что с ним все в порядке. Однако некоторые начали волноваться: «Мы не видим в нем никаких перемен. Он живет так, будто ничего не случилось». Медсестра из психиатрической больницы пригласила Гая, чтобы врачи и психологи осмотрели и проконсультировали его. Согласно стандартным тестам, IQ у него был ниже нормы. Но во время беседы с Гаем специалистам стало понятно, что с точки зрения духовности он намного превосходит общепринятую норму. Люди с меньшими когнитивными способностями часто компенсируют это путем духовного просветления. Гая сочли здоровым, и он по сей день является ценным членом сообщества.

Если скорбящие выросли в радикально отличающихся культурных средах, часто возникает непонимание и путаница.

Когда в семье буддистов, проживавших в США, умер ребенок, они настаивали, чтобы его тело кремировали у них на глазах. Руководители крематориев объясняли им, что по законам штата запрещается зажигать огонь с открытыми дверями камеры: это подвергало риску всех присутствующих. Несколько дней родители пытались договориться, затем нашли крематорий в глухом местечке, где директор пошел им навстречу и выполнил их просьбу. Однако сотрудники крематория пришли в ужас, когда увидели, как родители, склонившись, пристально смотрят за тем, как крошечное тело кладут в печь.

Один тибетский монах, который был вынужден отправиться в ссылку вместе с далай-ламой, объяснил это так. «Не видеть — значит обманывать смерть, — сказал он, закрывая лицо руками. — Нужно смотреть». Он опустил руки на колени.

В некоторых регионах Африки скорбящие собираются для ритуалов вместе и бурно выплескивают свои эмоции [24] Подробнее об этом рекомендуем прочитать в книге Of Water and the Spirit Malidoma автора Patrice Somes (New York: Putnam, 1994). . Наши коллеги организовывали в этих областях семинары и выяснили, что такое проявление печали придает им сил. Однако людей со стороны на такие ритуалы обычно не допускают, потому что столь пылкое выражение скорби пугает представителей других культур.

Зачастую конфликты возникают и тогда, когда две противоположные культуры сталкиваются в рамках одной семьи. Частным случаем таких культурных различий являются религиозные противоречия, как, например, между свидетелями Иеговы и католиками.

В семье каждый играет определенную роль. Отец может быть авторитетом, от мамы ждут заботы как от опекуна, тетя считается историком-летописцем, двоюродный брат выступает как мученик, а кто-нибудь обязательно будет звездой в каждом шоу. Семейные роли проявляются особенно ярко во время траура.

Авторитет становится «продюсером» и «режиссером», занимается организацией похорон и всего того, что, по его мнению, нужно предусмотреть. В это время опекун следит за тем, чтобы удовлетворялись потребности всех членов семьи; мученик жалуется, что его как-то обидели, а звезда оказывается в центре внимания.

Роль, которую мы играем, прячет значительную часть горя. Продюсер так погружен в процесс, контролируя все аспекты похорон, в том числе то, как каждый «должен» скорбеть, что не чувствует в полной мере собственное горе или не позволяет этого остальным. Опекун сосредоточен на заботе о других и забывает о собственных потребностях. Мученик так увлечен собой, что ему до других нет дела, а звезда слишком занята, чтобы осознать собственное горе или горе родных. Эти модели могут оказаться более или менее отчетливыми, но основную мысль вы уловили.

Скорбь не просто заставляет роли проявиться более ярко: смерть члена семьи пробивает в системе брешь. В большинстве семей кто-то начинает исполнять роль того, кто ушел, и система воспроизводит сама себя. Например, один из родителей обычно является авторитетом. За годы в семье складывается негласная иерархия, и, когда умирает старший, на его место встает следующий по «рангу».