Лариса Пыжьянова - Разделяя боль. Опыт психолога МЧС, который пригодится каждому

При мне была и другая ситуация — когда мать требовала от дочери невозможной стойкости. Стоя перед гробом мужа, она попросила меня: «Приведите дочь. Она за колонной в храме стоит, рыдает, не хочет с отцом прощаться. А потом будет жалеть». Вижу взрослую плачущую девушку. «Я боюсь на него смотреть. Хочу его запомнить живым». Я соглашаюсь: «Да, вы имеете на это право». Она сомневается: «А вдруг я и правда буду жалеть о том, что не попрощалась». И тогда я сказала ей: «Ваш отец с вами, он в вашей памяти, и сейчас вы с ним прощаетесь. Прощаетесь, стоя здесь, в этом храме, пусть и не рядом с гробом. Прощаться — не значит держать за руку, прощаться — это быть вместе душой».

Моя мама стала сиротой в четыре года, но она хорошо помнила все, что было связано со смертью своей мамы. Когда ей говорили: «Что дети в этом возрасте помнят и понимают?», она отвечала: «Я помню все! Я помню, как маму повезли в больницу в другую деревню, мы бежали вслед за телегой. Потом мы пошли играть. Вдруг кто-то кричит: „Тетю Катю назад везут“. Мы бежим навстречу этой телеге, радуемся, что маму только увезли, говорили, надолго, а вот уже везут назад, и она уже здорова. Но мама почему-то накрыта простыней, и все взрослые плачут».

В самом деле, раньше к смерти относились проще. Тогда было не до фантазий, не до прятания детей от жизни. Куда их спрячешь? Вокруг своей чередой идет жизнь, все живут одной семьей.

Что касается моей мамы, то, конечно, это была сильная детская травма, но она не осталась горем или обидой на жизнь, она выразилась в том, что мама всю жизнь проработала учителем начальных классов, из них бо́льшую часть — в школе-интернате, то есть с детьми-сиротами. Она обычно мне говорила: «Давай быстро собирайся в школу, мне пора к своим детям». Я возмущалась: «Мама, а я кто? Я же твой ребенок?» Я была уже очень взрослой, когда мама мне призналась: «Наверное, я действительно недодала тебе любви. Мне просто казалось, что тем детям я нужнее. У тебя есть я, папа, дом. А там дети действительно одни». Я понимаю, что это ее сиротское детство превратилось в сострадание. Травма может быть разрушительной, а у мамы она стала созидательной.

1. Не скрывайте от детей правду о смерти близких.

2. Брать детей на похороны можно и нужно, но только если они этого хотят и если там будет взрослый, который о них позаботится.

3. Ребенку обязательно надо позволить попрощаться с умершим. Например, дать возможность написать письмо или нарисовать картинку. Можно потом прийти на кладбище и там вместе поплакать. 4. Нельзя оставлять ребенка один на один со своим горем, даже если взрослым кажется, что он не понимает, что произошло.

5. Приложите все возможные усилия, чтобы вернуть ребенку ощущение безопасности и любви. 6. Дайте ребенку возможность сопереживать родным в горе.

7. В горе у детей так же, как и у взрослых, временно ухудшается память, ослабевает внимание, и из-за этого могут быть проблемы в школе. Относитесь к этому с пониманием.

8. Чтобы ребенок не чувствовал одиночества и вины за случившееся, не отстраняйте его от общего семейного горя.

Некоторым людям, особенно мужчинам, справиться со своим состоянием помогает агрессия и поиск виновных. Они, как бойцы, выходят сражаться с жизнью, которая нанесла им удар запредельной силы и несправедливости. Они приняли этот удар как объявление войны и пошли воевать. Но любые войны рано или поздно заканчиваются, и человек оказывается лицом к лицу с горем.

Помню, как на одной чрезвычайной ситуации какой-то человек сказал очень важные слова: «Надо стараться понять, что беда охватила не весь мир, что где-то по-прежнему мирно и спокойно, и, значит, у тебя со временем тоже опять все будет нормально. Очень важно видеть свет в конце тоннеля». Когда люди заливаются ненавистью, они этот слабый свет гасят, и возникает ощущение, что вокруг только мрак и хаос. Но злом добра не сотворишь.

Сама я очень долго считала, что «добро должно быть с кулаками». Если происходило, на мой взгляд, что-то несправедливое, я мысленно хватала автомат и была готова сражаться за все хорошее против всего плохого. Но десять лет работы в МЧС меня сильно изменили. Я поняла, что людям не нужна ненависть ни в каком виде, им необходима любовь. Даже когда в чрезвычайной ситуации человек кричит тебе в лицо: «Все гады! Всех ненавижу!» — он точно не хочет, чтобы ты с ним согласился. Он хочет услышать совершенно другое. В этот момент в человеке кричит не злоба, а отчаяние и беспомощность, ему очень страшно ощущать свое бессилие. Он нуждается не в подтверждении своих слов, а в том, чтобы другой человек его обнял и сказал: «Сейчас тебе безумно тяжело, невозможно плохо. Но ты помни одно — так будет не всегда! Мы, люди, очень сильные. И способны подняться из любого пепла».

Очень важно, чтобы человеку в беде кто-то сказал, что он может это пережить, потому что в тот момент кажется, что жизнь разрушена полностью. Не надо говорить, что «все будет хорошо», нет. Но все будет!

На одной из ЧС гробы с телами погибших на ночь принесли в храм, чтобы родственники могли побыть рядом последние часы. Гробы были закрыты, потому что состояние 47 погибших было разным. Но все же было решено там, где можно, крышки ненадолго открыть, чтобы родные могли последний раз прикоснуться и попрощаться. Со мной были двое мужчин, которые помогали открывать и закрывать гробы. В одном гробу лежал молодой парень — сын, внук, брат. Лицо совсем не повреждено, как будто спит. Близкие попросили 15 минут на прощание. Время прошло, крышку опустили, и тут мне в спину грохнуло грубое: «Стоять!» Я поворачиваюсь и вижу огромного роста крепкого мужчину, который смотрит на меня, сдвинув брови: «Ты вообще кто такая, чтобы командовать? Мы будем прощаться столько, сколько нам надо».

В такие моменты слова приходят свыше, это невозможно придумать. Я сказала: «Понимаю, что ваш брат лежит как живой, и вам хочется быть с ним, смотреть на него, прикасаться. Но вон там стоят люди, которые не могут так же проститься со своими погибшими. Они могут только к гробу прикоснуться. Ребята были одной командой при жизни, пусть они останутся одной командой и после смерти. Пусть они все и их родные будут в равных условиях». У мужчины взгляд смягчился, и он произнес: «Да, я понял». Потом он меня попросил побыть с его матерью: «Нас тут много, но, пожалуйста, помогите ей».

А другая женщина кричала: «Мне плевать на остальных. Я хочу видеть своего мужа и быть с ним». Тогда я села рядом с ней, взяла ее за руку и стала говорить о любви, которая была между ними. У женщины потекли слезы, она сказала: «Давай выйдем на воздух. Закрывайте гроб».