Лариса Пыжьянова - Разделяя боль. Опыт психолога МЧС, который пригодится каждому

Я поняла, что она пришла ко мне получить что-то вроде разрешения на жизнь, и сказала: «Все с вами так. Перестаньте соотносить свою жизнь с историями из романов. Вы живая, вы хотите жить, и это нормально».

Каждый человек по-своему переживает горе, это надо понимать. Никто не может спокойно и равнодушно перенести смерть или тяжелую болезнь близких, но у каждого горюющего свой ресурс душевных и физических сил. Да, есть прописанные и структурированные фазы горевания, но прямое и несвоевременное объяснение их может обесценить и сильно обидеть человека.

Мы, специалисты, помогая человеку, можем для себя примерно прикинуть, что с ним сейчас происходит, какая поддержка в этот момент ему нужна. Но горюющему человеку нельзя сказать: «Ты сейчас на этой фазе. Не переживай, следующая фаза будет такая». Это может быть воспринято как пощечина. Нельзя обесценивать потерю и превращать горе в сухую формулу. А еще хуже, когда говорят: «Что-то у тебя эта фаза затянулась, пора уже дальше двигаться». Кто-то, услышав это, испытает чувство вины, а кто-то разозлится и вообще разорвет отношения. А человек удивляется: «Что такого? Я же хотел поддержать».

Горюющий человек должен как-то справиться с ощущением пустоты, с дырой в душе, образовавшейся, когда умер близкий. Про это мне очень образно рассказывала одна женщина: она физически чувствовала, как пустота в ее душе постепенно зарастает, как на месте прорехи сначала появляется сетка, потом какой-то шарик. Она призналась мне: «Я смогла выжить и поняла, что такое светлая печаль — это когда у тебя в груди теплый солнечный шарик вместо огромной дыры, где изначально была любовь к ребенку». Но это произошло не сразу. Ей потребовалось больше года, чтобы залатать свою дыру.

У горевания нет штампов. И даже когда переживание горя переходит в стадию светлой печали, человек снова и снова может испытывать острые приступы горя. Обычно в такие моменты необходимо просто побыть одному — погрустить, повспоминать прошлое. Это нормальное желание, и относиться к этому надо бережно и с большим уважением.

Я вспоминаю, как стала невольным свидетелем проявления такой грусти. Однажды в доме отдыха я увидела две семьи. Они всегда гуляли вместе. В одной был мальчик с тяжелой формой ДЦП, во второй — ребенок лет трех с тяжелыми нарушениями развития. Со стороны казалось, что обе семьи вполне счастливы, женщины много смеялись, шутили, мужья тоже выглядели вполне довольными и благополучными. И вот как-то раз мужчины, взяв детей, ушли из кафе пораньше, а женщины остались допивать чай. И как только все вышли, они как-то одинаково обе замерли и стали смотреть в одну точку, каждая в свою. Они забыли про чай, просто сидели и думали о чем-то грустном, и это выглядело очень символично.

Наверняка мало кто даже из близких догадывался, что на самом деле они чувствовали, какие эмоции испытывали каждый день. Скорее всего, они и не хотели ни от кого ни жалости, ни сочувствия. Они просто в ту минуту позволили себе погрустить.

Вспоминаются стихи:

Мир такой, какой есть. Когда включаешь телевизор или смотришь ленту новостей в интернете, кажется, что все ужасно — там воюют, там стреляют. Создается впечатление, что ты нигде не можешь быть в безопасности, страшно даже выходить на улицу. Но и дома небезопасно. Например, у соседей может взорваться газ.

Мы многого боимся в жизни — заболеть, потерять работу, не встретить свою любовь. Страхов много, но если копнуть глубже, то практически за каждым из них стоит фундаментальный страх смерти.

Когда в 2011 году был теракт в Домодедово, нам на «горячую линию» МЧС позвонила женщина. Никого из ее семьи в тот момент в аэропорту не было, но сын-школьник за несколько дней до этого прилетел в Домодедово из Англии. Мальчик увидел сюжет про теракт по телевизору, и у него случился истерический припадок. Он кричал: «Мамочка, ты же стояла на том месте, где был взрыв. А если бы ты погибла?» Женщина сама плакала в трубку: «Я его еле успокоила и уложила спать, а теперь сама не могу уснуть. Как я буду провожать ребенка в аэропорт или куда-то еще? Я же не смогу его вообще никуда отпустить!» Такие события ставят человека лицом к лицу перед фактом, что в любой момент и он, и его близкие могут погибнуть.

У нас подорвано ощущение безопасности. Даже формула «мой дом — моя крепость» уже не работает с того момента, когда был взорван первый дом в Москве. Моя подруга жила в соседнем квартале. После взрыва ее семья не смогла там оставаться, они переехали в другой город. Ни она, ни муж так и не преодолели свой страх, хотя очень скучают по Москве.

Как жить? Как ездить самим и куда-то отпускать близких, если самолеты падают, а поезда сходят с рельсов? Как ложиться спокойно спать, если на тебя может обрушиться потолок? Мы все невольно задаемся этими вопросами.

Моя тетушка рассказала историю. У них в доме жил молодой человек. Очень замкнуто жил, выходил из квартиры в магазин, только когда уже совсем стемнеет, чтобы не видеть людей и ни с кем не общаться.

У него были собака и кошка. Однажды тетушка увидела, как он тянет их за собой на улицу гулять, а они упираются, цепляются за все. Как-то все же он их вытащил из квартиры и дверь захлопнул. Животные поняли, что не могут вернуться, уткнулись носами в угол и даже глаза зажмурили. Парень их потормошил-потормошил, потом махнул рукой и ушел, наверное, в магазин пошел. Тетушка говорит: «Мне их так жалко стало… Я к себе поднялась, молочка налила, мясо какое-то нашла. Спустилась и попыталась их покормить. А они даже не посмотрели на еду».

Меня поразил этот рассказ — человеку страшно выходить в этот мир, и его животным тоже страшно. Я подумала: как же мы иногда похожи на этих бедных питомцев, нам так же хочется уткнуться в угол, закрыть глаза, чтобы не видеть очередного ужаса реального мира.

Как же бороться со страхом? Идти ему навстречу. Страх — как плотный туман, который впереди. Человеку страшно, потому что он ничего не видит, не знает, что там? Если повернуться спиной, страх будет полностью окружать, надвигаться со всех сторон. Но если набраться мужества и пойти вперед сквозь туман, то через какое-то время получится из него выйти. И тогда человек пройдет зону страха, ужас останется позади.

В книге «Ты никогда не умрешь» Антоний Сурожский пишет:

«Если ты не способен смотреть в лицо смерти, ты не можешь в полной мере смотреть в лицо жизни. Если ты не готов за свои убеждения или ради жизни другого человека на все, вплоть до потери своей жизни, ты всегда будешь жить осторожно, с оглядкой, избегая опасности, и никогда не будешь жить полнокровно, со всей глубиной и энергией, на которую способен».