Дэвид Эпштейн - Универсалы [Как талантливые дилетанты становятся победителями по жизни] [litres]

Студенты, среди которых Флинн проводил свое тестирование, часто принимали тонкие оценочные суждения за научные заключения, и в той части задания, где ситуация была неоднозначной, а студенты не имели права на ошибку и не могли принять корреляцию за признак причины, они показали результат ниже среднего. Почти никто из студентов любого профиля не показал уверенного применения методов оценки истинности изучаемого материала в других областях.

«Похоже, ни в одном направлении преподаватели даже не пытаются развить в студентах какие-либо навыки, помимо узкого набора, необходимого для их профессии».

Флинну уже за восемьдесят. У него пышная белая борода, обветренные щеки человека, который всю жизнь бегает, и пышные белые кудри, обрамляющие голову, словно кучевое облако. Из его дома на холме в Данедине открывается вид на нежно-зеленые фермерские луга. Когда речь заходит о его собственном обучении в Университете Чикаго, где он был капитаном команды по бегу, Флинн воодушевляется. «Даже в лучших университетах не развивают критическое мышление, – говорит он. – Студентам не дают инструменты для анализа современного мира за пределами области их специализации. Их образование слишком узко». При этом он имеет в виду не то, что у студентов факультета информатики должен быть курс искусствоведения, а то, что всем студентам необходимо прививать навыки, позволяющие им комфортно чувствовать себя в любой дисциплине.

Чикагский университет всегда гордился тем, что уделяет большое внимание развитию междисциплинарного критического мышления. Обязательная двухлетняя программа, по словам руководства учебного заведения, «направлена на ознакомление студентов с поисковыми инструментами, которые используются в каждой дисциплине – естественных науках, математике, гуманитарных сферах и социологии. Цель в том, чтобы не только передать знания, но и научить задавать фундаментальные вопросы и познакомить с идеями, сыгравшими определяющую роль в формировании нашего общества. Но даже в Чикаго, по словам Флинна, программа, по которой он учился, не была направлена на развитие и применение навыков концептуального мышления в различных сферах. Профессора попросту горят желанием поделиться со студентами интересными фактами, почерпнутыми за годы все более сужающейся специализации. Он сам преподавал на протяжении пятидесяти лет в самых разных учебных заведениях – от Корнелла до Кентербери – и с готовностью относит самого себя к тем, кого критикует. В рамках курса по введению в моральную и политическую философию он не мог удержаться от того, чтобы не начать рассказывать во всех подробностях о Платоне, Аристотеле, Гоббсе, Марксе и Ницше.

Флинн учил студентов и более широким понятиям, но не отрицает того, что часто подавал их под обильным соусом другой информации, необходимой только в рамках конкретного предмета, – и от этой привычки он долго избавлялся. В результате исследования, которое он проводил в государственном университете, он уверился в том, что местные преподаватели стремятся во что бы то ни стало развить навыки студентов в узкой области, но ничего не делают для того, чтобы отточить инструменты мышления, которые могут пригодиться в любой сфере. Подобную ситуацию, по его мнению, необходимо менять, если студенты хотят научиться максимально эффективно применять абстрактное мышление. Их необходимо учить думать, прежде чем они научатся думать о чем-то . В конечном счете студенты получают навык научного мышления, но не научного обоснования, который необходимо носить с собой, как универсальный швейцарский нож.

В настоящее время профессора все чаще принимают вызов. Примером может служить курс при Университете Вашингтона под названием «Как отсеять ерунду» ( Calling Bullshit ) (в солидном учебном издании: INFO 198/BIOL 106B), посвященный широким принципам, имеющим фундаментальное значение для понимания междисциплинарного мира, а также критической оценке источников информации. Когда в 2017 году объявление о курсе было впервые опубликовано, запись желающих заняла не больше минуты.

Джанетт Винг, профессор информатики Колумбийского университета и бывший вице-президент компании Microsoft Research, представила вычислительное мышление как «ментальный швейцарский нож». По ее словам, оно стало не менее важно, чем чтение, даже для тех, кто не имеет никакого отношения к компьютерам и программированию. «Вычислительное мышление заключается в том, чтобы использовать абстракцию и декомпозицию при решении масштабных, сложных задач, – пишет она. – Это умение выбрать подходящее решение задачи».

Однако большинство студентов получают то, что экономист Брайан Каплан назвал «узкой профессиональной подготовкой к работе, которую мало кто из них получит». Три четверти американских выпускников выбирают карьерный путь, никак не связанный с их университетским профилем, и эта же тенденция наблюдается среди студентов математических и естественно-научных факультетов, после того как они получили навык использования инструментов только в одной области.

Но одного хорошего инструмента почти никогда не хватает для решения всех сложных задач, связанных между собой, в быстро меняющемся мире. Как сказал историк и философ Арнольд Тойнби, описывая анализ мира в эпоху технологических и социальных перемен: «Не существует универсальных инструментов».

К счастью, на последнем курсе у меня был профессор химии – воплощение идеала Флинна. На каждом экзамене, помимо классических вопросов из области химии, было и нечто вроде: «Сколько в Нью-Йорке настройщиков пианино?» Студентам приходилось оценивать, исходя исключительно из субъективного суждения, пытаясь найти правильный порядок величин. Позже профессор объяснил, что это были «задачи Ферми», потому что Энрико Ферми, создавший первый ядерный реактор под футбольным полем Университета Чикаго, постоянно вел несложные подсчеты, чтобы облегчить себе процесс решения задач [14] Ферми присутствовал при испытаниях первой атомной бомбы. Он решил вычислить силу взрыва. Для этого Ферми разорвал лист бумаги на кусочки и стал бросать их до, во время и после прохождения взрывной волны. По тому, какое расстояние преодолел тот или иной кусочек, он сделал вывод о мощности взрыва и внес записи в засекреченные документы. . Основным выводом из этого вопроса было то, что подробные знания, полученные прежде, были гораздо менее важны, чем сам образ мышления.

На первом экзамене я действовал наугад («Понятия не имею – может быть, десять тысяч?») – и чутье меня не подвело. К концу курса в моем концептуальном «швейцарском ноже» появился новый элемент – умение использовать то немногое, что я по-настоящему знал, чтобы сделать предположение о том, чего не знаю. Я знал численность населения Нью-Йорка; у большинства одиноких людей, живущих в однокомнатных квартирах, вряд ли есть фортепиано, которые нужно настраивать; в то же время у родителей большинства моих друзей было от одного до трех детей; так сколько домов в Нью-Йорке? И в скольких из них есть фортепиано? Как часто их настраивают? Сколько времени может занять настройка фортепиано? Сколько домов может обойти настройщик за день? Сколько дней в году работает настройщик? Для того, чтобы получить правдоподобный общий ответ, вовсе не обязательно производить точные расчеты. Положим, жители глухих узбекских деревушек не слишком хорошо решают «задачки Ферми», но и я справлялся неважно до этого курса. Но освоить их было легко. Как человек, выросший в XX веке, я уже носил те самые «очки» – мне просто нужна была помощь, чтобы задействовать их нужным образом. Я совсем не помню стехиометрию, зато регулярно пользуюсь методом Ферми, разбивая задачу на составные части, чтобы через свои малые знания выяснить то, чего я не знаю совсем, – своего рода задача на подобное.