Ирвин Ялом - Все мы творения на день и другие истории

Поэтому я присел и наблюдал, как мой младший братец, снедаемый раком, выкуривает одну сигарету за другой. Пару раз, когда он закуривал, я ловил на себе его взгляд. Я был уверен, это был взгляд пренебрежения. Я никогда не забуду эту картину.

— Немного напоминает мне ту дилемму, с которой вы столкнулись много лет назад, когда не одобрили невесту, которую он выбрал. Поговори вы с ним — это плохо, и не поговори — тоже плохо.

— Я тоже об этом подумал. Продолжать курить было безумием, но еще большим безумием было бы, если бы я ему об этом сказал. И в тот раз говорить ему о том, что я думаю о его невесте, было неверным решением, хотя мои предположения касательно их отношений в точности подтвердились. Мне стыдно признаваться в этом, но на мгновение я испытал чувство удовлетворенности, когда он сказал мне, что несколько лет назад его жена и младшая дочь исчезли вместе со всеми деньгами, которые были спрятаны в доме. Больше про нее он ничего не слышал. Я подозреваю, что они занимались тем, что выращивали и распространяли траву.

— А что произошло потом между вами двумя?

— У меня была последняя попытка проявить себя, как хороший старший брат. Я сделал всё, что мог. Я спросил, что ему сказали о его состоянии. Его доктор был с ним откровенен, он сказал, что лечение особо уже ничем не поможет и что практика показывает, что жить ему осталось всего несколько месяцев. С тяжестью на сердце я подтвердил диагноз доктора и его неутешительный прогноз. Я дал ему несколько медицинских советов касательно того, как справляться с болью. Я сказал ему, что он не один, что я буду с ним. Я хотел обнять его, но время сделало расстояние между нами трудно преодолимым. Я предложил ему денег, но беспокоился, что он потратит их на наркотики. Тем не менее я оставил ему три сотни долларов на кухонном столе перед тем, как уйти. Возможно, он оценил это, но так этого и не признал. Я не знал, что еще я мог сделать. Он даже не стал рассматривать возможность переехать в Калифорнию — предложение, которое я сделал очень вяло. Так же как он не стал рассматривать химиотерапию или любое другое лечение, которое могло бы немного замедлить рак или облегчить его страдания. «Это ничего не изменит, и мне наплевать», — сказал он. Я сделал все возможное для того, чтобы поговорить о нашей семье, о нашей прошлой совместной жизни, но он сказал, что хочет всё это забыть. Возможно, Ирв, вы бы знали, что еще можно было сказать. Но я зашел в тупик. Когда я уезжал, он согласился оставаться со мной на связи, но у него не было телефона. Он сказал, что воспользуется телефоном соседа, чтобы позвонить мне.

— Он позвонил?

— Нет, он так и не позвонил. И я не мог связаться с ним. Спустя несколько недель из госпиталя Северной Каролины пришло известие о том, что он умер. И я поехал обратно на восток, чтобы похоронить его на нашем семейном кладбищенском участке.

— Что вы переживали в этот период?

— Одиночество. Были только уже постаревшие дядя с тетей и пара кузенов, которые едва его знали. Мои родители десять лет назад погибли в автокатастрофе от лобового столкновения. На похоронах я, не переставая, думал о том, что хорошо, что родители мертвы, и им не приходится видеть все это. Что за грустная жизнь, прожитая впустую!

— И тогда-то ваши чувства касательно вашей работы и изменились?

— Да, вскоре после этого. Я приходил в ужас от мысли о том, что нужно идти на работу, просматривать рентгенограммы и писать отчеты, сообщающие пациентам о том, что они скоро умрут. И всё на работе, особенно снимки грудной клетки, напоминало мне о Джэйсоне.

На мгновение я погрузился в размышления. Все выглядело довольно очевидно. Успешный человек травмирован смертью брата, переполнен страхом смерти и получает частые напоминания о ней в своей каждодневной работе. Я был почти уверен в том, что я понимал, что происходит, и что точно знаю, как ему помочь. Поскольку наш час подходил к концу, я сказал ему, что я думаю, что смогу ему помочь, и предложил, чтобы мы встречались каждую неделю. Казалось, он расслабился, так, как будто бы он только что успешно прошел прослушивание.

На следующей сессии я получил некую дополнительную информацию о его биографии. Его отец был семейным врачом в сельской местности Вирджинии, а его мать работала рядом с ним медсестрой в их домашнем кабинете. Элвин прямиком пошел по родительским стопам — поступил на подготовительное отделение в университет Вирджинии, затем в медицинскую школу в Нью-Йорке, а потом в ординатуру по рентгенологии в Калифорнии. Он был холост; часто встречался с женщинами, но все эти отношения были непродолжительными. Более того, он ни разу не был на свидании с тех пор, как позвонил Джэйсон.

Я попросил его детально описать мне его типичный день, начиная со времени отхода ко сну. Это упражнение было оправданным, поскольку во многом пролило свет на жизнь Элвина, в частности я узнал, насколько незначительное место отведено в его жизни близости. Хотя в течение рабочего дня он был полностью занят общением со студентами и коллегами, помимо этого он практически ни с кем не контактировал. Он проводил выходные в уединении, в основном сплавляясь на каяке, и практически все его приемы пищи проходили также в одиночестве: завтрак и ланч — в кафетерии больницы, еда на вынос, чтобы поужинать дома, или перекус в каком-либо ресторане, обычно в суши или устричном баре, за стойкой. Его коллеги давно уже оставили идею свести его с какой-нибудь женщиной и стали считать его убежденным холостяком. А некоторые жены факультетских коллег пытались превратить его в дядю семьи, приглашая на выходные или на семейные праздничные ужины. У него не было близких друзей или приятелей, и хотя у него был непрерывный поток свиданий, который, в большинстве своем (еще до существования Интернета), был результатом размещенных в газете объявлений о знакомствах, отношения всегда сходили на нет после одной-двух встреч. Разумеется, я спросил, занимается ли он самоудовлетворением, но он так и не дал мне ясного ответа, и, что еще более странно, оказалось, что он не проявляет никакого интереса к этому вопросу. Я также взял это себе на заметку для дальнейшего прояснения.

Как правило, у него был хороший сон, обычно по семь-восемь часов в день. И хотя он редко запоминал сны, он вспомнил один повторяющийся ночной кошмар, который снился ему уже несколько раз в течение последнего месяца.

— Я в ванной комнате. Я смотрюсь в зеркало и вдруг вижу, как большая черная птица влетает в комнату. Я не знаю, откуда она прилетела и как она попала внутрь. Огни в доме начинают тускнеть, и затем они полностью гаснут. Все погружается в кромешную темноту. Я испуган и мчусь через другие комнаты, но я слышу и чувствую, как хлопающие крылья преследуют меня. И на этом моменте я просыпаюсь, испуганный, с колотящимся сердцем, и, что удивительно, с электрической эрекцией.