Ирвин Ялом - Все мы творения на день и другие истории

На вторую сессию Элли пришла с кучей старых семейных фотографий и решением полностью посвятить меня в детали ее семьи. Копание в далеком прошлом, в этом я уверен, было не самым лучшим направлением для нас, и, возможно, Элли, стараясь угодить мне, ошибочно верит, что я хочу, чтобы она предоставила развернутую семейную историю. Пока я искал тактичный способ сказать ей об этом, она начала с большим чувством говорить о ее глубокой любви к сестре и братьям. Ее глаза увлажнились, и, когда я спросил о ее слезах, она зарыдала от невыносимой боли никогда не увидеть их снова. Когда она вновь обрела самообладание, она сказала:

— Может быть, буддисты правы, когда говорят: «Ни привязанностей, ни страдания». Движимый желанием сказать что-нибудь полезное, я неуклюже пытался провести различие между «любовью» и «привязанностью».

Это абсолютно ни к чему не привело. Тогда я остановился на богатстве и наполненности, исходящей из ее семейных отношений, и она мягко дала мне понять, что такие напоминания были не нужны, потому что она уже в полной мере ощутила любовь ее семьи, и ее очень утешает мысль, что, когда они понадобятся ей в момент смерти, ее сестра и братья, все будут рядом с ней. Эта последовательность событий напомнила мне о важной аксиоме психотерапии, которой я научился (и забыл) от очень многих пациентов: самое ценное, что я могу предложить, — это мое полное присутствие. «Просто будь с ней, — думал я. — Перестань пытаться придумывать, что бы такое мудрое и умное сказать. Перестань искать убойную интерпретацию, которая все объяснит. Твоя задача просто предложить ей свое полное присутствие. Поверь, что она найдет то, что ей нужно от сессии».

Чуть позже Элли заговорила о своем большом желании найти какую-то приносящую доход работу. Когда она описала подробности своей жизни, я стал более осведомленным о ее поистине удручающем экономическом положении. Она арендовала небольшую, двухкомнатную квартиру в одном из самых недорогих районов Сан-Франциско и придерживалась весьма скромного бюджета, отказываясь даже от роскоши взять такси, чтобы добраться до моего кабинета на вершине холма. Слишком больная, чтобы иметь оплачиваемую должность в течение последних двух лет, теперь она зарабатывала лишь несколько долларов, работая няней и немного занимаясь редакторской работой для друга. Я понял, что даже моя значительно сниженная плата была ощутимым бременем для нее и угрожала ее планам грандиозного тура, которого она так хотела. Я переживал за то, чтобы ее поездка состоялась, и я знал, что она сможет гораздо больше себе позволить, если я буду принимать ее безвозмездно, но я чувствовал, что ее гордость не позволит ей не платить вообще. Тогда мне пришла в голову идея, что может быть для Элли подходящим. Сорок лет назад у меня была очень застенчивая пациентка, тоже писатель, которая также не могла оплачивать лечение. Я предложил экспериментальный формат, согласно которому она будет писать резюме после каждой сессии в качестве оплаты, и я бы делал то же самое, и каждые несколько недель мы бы читали резюме друг друга. Я изначально рассматривал этот план только в качестве учебного пособия для нас обоих — я хотел, чтобы она научилась быть более честной в своих комментариях о наших отношениях, а для себя лично я хотел чувствовать себя более свободно в качестве писателя. Но в результате эти записи оказались настолько значимыми для обучения студентов психотерапии, что пациентка и я совместно опубликовали их в виде книги (Хроники исцеления). Я рассказал Элли об этом проекте и предложил нам повторить этот эксперимент. С учетом того, что это не будет долгосрочная терапия, я предложил, что мы оба будем писать резюме после каждой сессии и отправлять друг другу по почте до начала следующей встречи. Элли была в восторге от этой идеи, и мы договорились немедленно начать. В своем первом резюме Элли остановилась на проблемах разговора с другими о своей болезни: «Это облегчение говорить с И рвом, потому что он на самом деле сталкивается с вопросом его собственной смерти. Зачастую очень трудно говорить другим о моем раке. У меня есть ряд любимых мозолей. Многие люди чрезмерно заботливы. Они как бы не могут сделать достаточно для вас. Это как медсестра Кайзер, которая постоянно спрашивает: «Нет ли кого-то, кто может позаботиться о вас здесь?» И еще некоторые люди слишком любопытные. Я думаю, что они любят подглядывать и пытаются удовлетворить свое болезненное любопытство о том, что такое рак. Я не люблю это, и иногда хочется сказать: «Иди и получи свою собственную чертову смертельную болезнь» ".

Во время нашей следующей сессии я сделал ошибку, говоря, что восхищен ее мужеством, и это вызвало ее энергичную реакцию в следующем резюме: «Слишком много людей чрезмерно уважительно талдычат: «Ты такая храбрая», вот и Ирв попал в эту ловушку. Что такого мужественного в том, чтобы иметь рак? Однажды получив это, какой у нас выбор? Но хуже всего — и, слава Богу, Ирв не делает этого, по крайней мере, пока — это бессмысленные разговоры о мужественной борьбе пациента с раком, что чаще всего заканчивается поражением. Сколько некрологов вы видите, где написано, что такой-то и такой-то потерпел поражение в мужественной борьбе с раком! Я ненавижу это! Я абсолютно ненавижу это! Если бы кто-то написал такое в моем некрологе, я бы вернулась и убила его!»

Но здоровье Элли вскоре начало стремительно ухудшаться. Ее химиотерапия уже не была эффективна, и у нее резко увеличилась усталость, и она начала терять вес, также потребовалось несколько госпитализаций в связи с асцитом — накоплением брюшной жидкости. Вскоре стало очевидно, что мечта Элли о грандиозном туре не сбудется, и ни она, ни я не говорили более об этом. И также не будет книги из наших послесесси-онных резюме. Мы закончили тем, что провели только шесть сессий, и наши резюме были высокопарными и вдохновенными. Хотя в ее было и немного блеска, усталость давала о себе знать, они были перегружены повторяющимися благодарностями в мой адрес за то, что принимал ее без оплаты. Мои резюме были осторожны и поверхностны, потому что было очевидно, что у Элли было мало энергии для взаимодействия. Она явно умирает, и я чувствовал, что неуместно подробно останавливаться на нюансах наших отношений. И поэтому мы упустили друг друга и никогда не переживали подлинную встречу, к которой я первоначально стремился. Кроме того, в этот период я был полностью поглощен задачей закончить роман («Проблема Спинозы»); и отправился в заранее запланированный месячный отпуск, во время которого отложил всё остальное и работал без остановок над последними страницами до того дня, когда я был взбудоражен письмом Элли по электронной почте, где она написала, что перестала есть и пить и вскоре должна умереть. Я чувствовал одновременно и шок и вину. Шок, потому что, хотя я и знал, что она находится в терминальной стадии, но, разложив всё по полочкам, я понял, что она собрала всю свою энергию, чтобы написать мне. И вину, потому что я знал, что мог бы дать ей больше. Я мог бы посещать ее на дому, когда она стала слишком больна, чтобы выезжать, и я мог бы быть более вовлечен на сессиях и в резюме, которые я ей посылал.