Ирвин Ялом - Все мы творения на день и другие истории

Мы заканчивали, оба усталые и просветленные. Она вернула себе свое прошлое и стала опять ценить жизнь, прожитую с Билли.

Я же со своей стороны еще раз испытал существовавшее у меня и ранее чувство отвращения к самому акту постановки диагноза. Даже в годы, когда я только учился на психиатра, часто находил официальные диагностические категории проблематичными. Во время различных конференций многие мои коллеги выражали несогласие с поставленными диагнозами пациентам. И тогда я понял, что данные разногласия уходят корнями не в конкретные ошибки, которые допускали практикующие врачи, а в саму природу попыток поставить точный диагноз.

В свою бытность руководителем отделения в клинике Стэнфордского университета я полагался на диагнозы для выбора правильного медикаментозного лечения. Но в ходе моей сорокалетней психотерапевтической практики с пациентами, имеющими менее серьезные нарушения, я пришел к выводу, что диагностический процесс в основном не имеет большого значения и что все наши, психотерапевтов, ухищрения, чтобы выдать точный диагноз в соответствии с требованиями страховых компаний, наносят ущерб и пациентам, и терапевтам. Диагностические процедуры противоречат естественной глубине и неоднозначности природы личности. Ведь различные типы диагнозов условны и придуманы самими людьми: они продукт голосования различных комиссий и комитетов и при этом каждое десятилетие подвергаются существенным изменениям и корректировкам.

Но моя работа с Еленой еще раз укрепила меня в мысли, что рутина постановки диагноза может стать чем-то большим, чем просто неприятность. Фактически она мешает нашей работе, затемняя, а порой и отрицая насыщенный, многомерный индивидуальный образ людей. Билли оказался жертвой такого процесса, и я был рад поучаствовать в воссоздании богатства и многогранности его образа.

Джерод вошел в мой кабинет и направился прямиком к креслу, даже не поздоровавшись. Я напрягся.

Глядя в окно на кусты цветущей глицинии, он заговорил:

— Ирв, мне надо вам кое в чем признаться.

Он помешкал, а потом посмотрел прямо мне в глаза и промолвил:

— Эта женщина, Алисия… помните, я вам рассказывал про нее?

— Алисия? Я помню, что вы мне много рассказывали про Марию, но про Алисию… что-то не припоминаю. Напомните мне.

— Ну, понимаете, ведь существует и другая женщина, Алисия… и проблема в том, что она также убеждена, что я собираюсь на ней жениться.

— Вот тебе на… я что-то запутался, Джерод. Вы могли бы вернуться немного назад и ввести меня в курс дела?

— Хорошо, вчера пополудни, когда мы с Марией отправились к вашей Кэтрин на психотерапевтическую консультацию для супружеских пар, что называется «запахло жареным». Началось с того, что Мария открыла свою сумочку и достала толстую пачку распечаток моей электронной переписки с Алисией, в которой мы обсуждаем тему женитьбы. Ну, вот я и решил, что мне лучше вам обо всем самому рассказать. Я предпочел бы, чтобы вы это услышали от меня, а не от Кэтрин. Если вы уже не пообщались с ней.

Я был ошеломлен. За год нашей совместной работы с Джеродом, тридцатидвухлетним врачом-дерматологом, мы уделяли основное время его отношениям с Марией, которая была его постоянной девушкой и даже переехала к нему жить девять месяцев назад. Несмотря на его заявления о любви к Марии, он, тем не менее, уклонялся от женитьбы. «Почему я должен, — неоднократно говорил он, — отдать ей свою единственную жизнь?»

До этого момента я был уверен, что наша терапия продвигается не быстро, но стабильно. Джерод еще в университете много изучал философию и, собственно, нашел меня только потому, что ранее прочитал несколько моих философских романов, придя к выводу, что именно я более, чем кто-либо иной, отвечаю его требованиям. В первые месяцы нашей совместной работы он активно сопротивлялся терапии, постоянно пытаясь втянуть меня в отвлеченные философские диспуты. Но в последние несколько недель это изменилось, мне показалось, что он посерьезнел и стал больше делиться своими внутренними переживаниями. Хотя наиболее серьезная задача, его отношения с Марией, никак не решалась.

Будучи уверенным в невозможности помочь семейным отношениям, работая только с одним из партнеров, я несколько недель назад порекомендовал им обоим очень талантливого семейного терапевта — доктора Кэтрин Фостер, которую сегодня, непонятно с чего, Джерод назвал «вашей Кэтрин».

Как можно было бы отреагировать на признание Джерода? Вырисовалось несколько тем: кризис отношений с Марией; двойная игра с обеими женщинами, каждая из которых верила, что на ней женятся; реакция на раскрытую Марией тайную переписку; или фраза «моя Кэтрин» с его фантазиями, лежащими в ее основе. Но все эти сюжеты пока подождут. Я посчитал, что самым главным в данный момент было адресоваться к нашим с ним отношениям в рамках терапии. Это всегда приоритетно.

— Джерод, давайте вернемся к началу нашего разговора, когда вы сказали, что хотите сделать признание. Стало очевидным, что в нашей с вами работе вы скрывали некоторые очень важные вещи, о которых вы решили заговорить только сегодня, подумав, что мне об этом расскажет Кэтрин. «Моя Кэтрин»…

Черт подери! Мне не надо было произносить эти последние слова. Я понял, что они уведут нашу дискуссию в сторону, но дело было сделано.

— Вы правы, извините, насчет этой оговорки о «вашей Кэтрин». Даже не знаю, как это у меня выскочило.

— Какие-то версии есть?

— Даже не знаю. Мне показалось, что вы так активно ее рекомендовали и так восторженно рассказывали о ее способностях. Ну, и кроме того она чертовски хороша собой.

— И вы, конечно, подумали, что между мной и Кэтрин что-то есть?

— Ну, не совсем так. Хотя бы потому, что между вами огромная разница в возрасте. Вы же сказали, что она была вашей студенткой 30 лет назад. Кроме того, я полазил по Интернету и обнаружил, что она замужем за другим врачом-психиатром, тоже вашим студентом… ну вот… я и подумал… сказать по правде, Ирв… я честно не знаю, почему у меня это вырвалось.

— Может быть, вы могли этого хотеть, хотеть, чтобы у нас с вами были схожие проблемы, чтобы я, так же как и вы, был вовлечен в проблемную ситуацию?

— Нелепость.

— Нелепость?

— Нелепость, хотя… — Джерод покачал головой. — Нелепость, хотя, похоже, — это правда. Я должен признаться, что почувствовал себя одиноким и каким-то незащищённым, как лист на ветру.

— Поэтому вам захотелось компанию? Чтобы мы стали соучастниками?

— Мне кажется, что да. Имеет смысл. Это так, имеет смысл, особенно если у человека есть психологические сложности. Господи, так неловко. Я чувствую себя десятилетним мальчиком.