Юлия Жемчужникова - Достоинство возраста. Как относиться к старению

Злой ведьмой, мегерой называют у нас стареющую женщину, тещу, свекровь, охваченную Анимусом [5] Анимус — образ мужчины, присутствующий в женской психике. , уверенную в своем «знании, как жить» и навязывающую эти знания. В этом плане безусловно замечателен мультик 2010 года «Рапунцель», я его всегда рекомендую мамам взрослых детей. В нем великолепная ария ведьмы: «Слушай маму, мама всегда права». Эти «ведьмы» охвачены идеей «знания, как правильно» и для претворения в жизнь своей точки зрения тратят много энергии. В жизни они способны на козни похлеще, чем в сказках. Их любимая фраза: «А я говорила», часто произносимая только себе под нос, всегда с сарказмом, злорадством, иногда, правда, успешно скрываемым. Они не лишены способности колдовать, что всегда отмечалось. Во-первых, они в силу своего положения в доме имеют большое влияние на его энергетику, воду, еду, обитателей, во-вторых, они все свои усилия могут сконцентрировать на достижении своих предвидений.

Приходилось встречать женщин, обнаруживающих свои способности в ведании, видении и пугающихся их. Сколько бы ни писалось о прямом знании, синхронии, множественности реальностей, к сожалению, в основном мы живем в очень узкой реальности, описанной в школьных учебниках. Если человек видит будущее или знает настоящее не из интернета, это пугает окружающих и его самого подчас. Мы просто не умеем жить с этим.

Потому в сказках ведьма или Баба-яга обречены на изоляцию, одиночество, часто изгнание, отягощенное страхом, ненавистью.

Довольно трудно принять эту роль. Страшной, пугающей, изредка востребованной, но не выходящей на поклон после занавеса. Но часто другого выхода вроде как и нет.

Соответственно, итог — озлобленность.

Старая ведьма, Баба-яга по-нашему, живет обособлено, одиноко в старой избушке. Это сейчас плохо допустимо, однако все же возможно. Можно допустить, что она живет в селе или даже в квартире. Суть не в этом, а в том, что она не смотрит телевизор в ожидании звонков детей-внуков, не лечится аптечными товарами, не потребляет полуфабрикаты. Она берет на себя важную таинственную социальную роль, которую не потянет никто другой. Она верит, она ведает, она чувствует, она помогает в критический момент.

Ведьмам было трудно всегда. Вспомним рассказ Куприна «Олеся». Всегда, сколько существует социум, в котором люди теснятся друг к другу и проповедуют «нормальность» как средство борьбы со страхами неопределенности, природы и знания. Но это и почетная и важная роль-сценарий: не стремясь к «нормальности» и пониманию другими, быть той, что постигает тайные смыслы, варит зелья и может дать ночлег заблудившемуся в сумрачном лесу.

Баба-яга, собственно, как и другие ведьмы, никогда не нуждалась в почете, жаль другое — опошление, выхолащивание образа.

Приезжает ко мне подруга с 11-летней дочкой и говорит: «Катя верит, что ты — ведьма. Можешь ей показать что-то?» При этом любые происходящие события объясняются разумным материализмом. Подруга несколько разочарована моей «грубостью, мрачностью», тем, что я требовала огород копать, а не летала голышом…

Я по-честному вжилась и отработала этот образ. Очень много в нем ценного. Кризисный переход я называю Пустыня Старения. Наш славянский вариант пустыни — дремучий лес. Дремучий — это не мрачный и буерачный, это тихий, сумрачный. В других культурах это может быть гора или пустошь, важно уединение, тишь и глушь. Здесь, отвернувшись к людям задом, к лесу передом, Баба-яга проживает инициацию в старость, свои страхи, менопаузу, смену активности, осваивает новые задачи. Мне искренне жаль женщин, которые лишены такого опыта уединения.

Но по-настоящему страшный вариант Бабы-яги — это женщина, не желающая стареть. Баба-яга или ведьма иногда ударяются оземь или выпьют что-нибудь и молодеют… или они красятся. Делают инъекции, процедуры и пытаются заполучить принцев… В сказках эти роли часто отводятся злым мачехам (вроде той, что у Белоснежки или Спящей царевны, Золушки и других).

Добрые бабушки такого не творят.

Интересно проследить, что возникает в ответ на это слово, какой образ?

По моим опросам, в основном образы от мадонны с младенцем до Родины-матери, мамы молодые или зрелые с жестковатым оттенком. Почти теряется образ старушки, к которой любой взрослый, как само собой, обращается «мать» (а она к людям — «сынок», «дочка»). Мать-старушка, воспетая русскими поэтами… Повезло каждому, у кого она есть или была. Та, что у Есенина, у Твардовского… Да и у Пушкина:

Психологи много спорят о том, может ли быть мать хорошей. Есть чудесный термин от Дональда Виннекотта — «достаточно хорошая мать». Действительно, задача трудная.

Мне пришлось участвовать в одной чудесной групповой работе, проводимой коллегой Татьяной Шатуновой, на которой психологам было предложено нарисовать образ родителей своих маленьких клиентов. Скажу честно — таких ужастиков мало где увидишь в таком количестве. С другой стороны, посмотрите эпос, сказки, современные книг и фильмы… Герои тотально — сироты. То есть для реализации героического сценария мать (а хорошо бы и отца) надо прикончить (можно очень трагически или потерять просто). Нет родителей — ребенок развивается. Есть — прям угроза какая-то.

Приходится также задуматься о матерной ругани. Угрозы, агрессия вечно направлены на мать. В современной психологии огромное место отводится Материнскому Комплексу. Там всегда очень много энергии, в том числе и агрессивной. С древних времен Мать была не только нежной и заботливой, но и пожирающей и т. п.

Получилось так, что до нашей психологической эпохи Мать, дающая жизнь, была неприкосновенна для критики. Но и была жестко связана своей ролью: рождение, кормление, забота, поддержка. Негатив, проецируемый на Мать, был связан с трепетом перед таинством рождения, с зависимостью от нее и со страхом потерять.

По мере развития эмансипации женщины стали привносить в рождение, заботу и воспитание свой характер, материнство стало волевым актом, а сила влияния осталась. Кроме того, материнство перестало быть внутрисемейным, интимным, а стало социальным. С одной стороны, оказалось возможным оценивать: плохая мать или хорошая, добрая или злая (раньше только мачеха могла быть таковой). С другой, кроме земли-матушки-кормилицы, появились разные воинственные устрашающие родины-матери, посылающие детей на смерть. В общем, «все смешалось в доме Облонских».