Евгений Черноиваненко - Логика человеческой жизни

Средневековье – эпоха, культура и цивилизация которой пронизаны религиозностью. Человек этой эпохи постоянно помнит о том, что земная жизнь кратковременна, что после смерти нас ждут вечные муки в аду или вечное блаженство в раю, а потому самое главное дело для него – спасти свою душу. Спасение же зависит от дел твоих, которые оцениваются с помощью этических категорий добра и зла. Вот почему всё в средневековой культуре и цивилизации подчиняется этике и имеет этическое измерение. В полной мере это касается и экономики. Любое материальное богатство необходимо для удовлетворения насущных потребностей человека и для того, чтобы помогать другим людям. Известный британский историк Ричард Тоуни отмечал, что в средневековой теории нет места такой экономической деятельности, которая не связана с моральной целью. Человеку дозволено стремиться лишь к такому богатству, которое необходимо для жизни на уровне, подобающем его положению, но стремление к большему – это уже не предприимчивость, а жадность, которая есть смертный грех. Торговля – занятие законное; различие в природных богатствах разных стран свидетельствует о том, что она предусмотрена Провидением. Но это опасное дело; человек должен быть уверен в том, что занимается им ради всеобщей пользы и что прибыли, которые он извлекает, не превышают справедливой оплаты его труда. Имущество должно быть добыто законным путём; оно должно принадлежать как можно большему числу людей; оно должно давать средства для помощи бедным. Пользоваться им нужно по возможности сообща. Его обладатели должны быть готовы делиться с теми, кто в нужде, даже если нужда их не достигает нищеты.

Как видим, для средневековой экономики главное – человек, его жизнь, его благо, его душа. Даже такие сугубо экономические понятия, как цена и прибыль, подчиняются морали и потому могут быть справедливыми и несправедливыми. Эти представления достаточно широко распространены в Европе ещё даже и в XVII–XVIII веках. В их свете такое невинное, на наш современный взгляд, «стремление купца переманить чужих покупателей с помощью более низких цен или любых других заманчивых условий считалось неподобающим христианину и безнравственным. В пятом издании книги «Всё об английском купечестве» (1745) отмечается, что со времени смерти её автора – Даниеля Дефо – в 1731 г. «практика продажи по низким ценам выросла до таких постыдных размеров, что отдельные лица публично объявляют о том, что их цены ниже, чем у остальных», – пишет Эрих Фромм в работе «Здоровое общество». Воистину, это был «бизнес с человеческим лицом». Впрочем, ещё и в XVIII веке Адама Смита, шотландского философа-этика, одного из основоположников экономической теории как науки, тревожило то, что многие его современники считали, что они будут тем счастливее, чем богаче.

В XIX веке экономика меняется всё быстрее и радикальнее. Как уже говорилось, секуляризация культуры и всё более ясное осознание человеком себя индивидуальностью приводили к тому, что он всё больше отдалялся от природы, от людей, от Бога. Мораль, основаниями которой являются сочувствие к ближнему и совесть, как вложенная в нас свыше способность различать добро и зло, утрачивает своё значение и перестаёт быть регулятором экономики. Богатство перестаёт быть средством помогать другим.

Богатство вообще перестаёт быть средством и становится целью, САМОцелью. Теперь главное – увеличение богатства, поэтому целью экономики становится максимальная прибыль. Так прибыль, деньги, вещи становятся выше человека. Бизнес окончательно утрачивает всякие моральные регуляторы. «Живое человеческое существо с его желаниями и бедами всё больше и больше лишается центрального места в системе, а это место занимают бизнес и производство. В области экономики человек перестаёт быть „мерой всех вещей”. Наиболее характерной чертой капитализма XIX века была прежде всего безжалостная эксплуатация рабочего. Существование сотен тысяч рабочих на грани голодной смерти считалось естественным или относилось на счёт общественной закономерности. Владелец капитала в погоне за прибылью, максимально эксплуатировавший нанятую им рабочую силу, считался морально правым. Между владельцем капитала и его рабочими вряд ли существовало хоть какое-то чувство человеческой солидарности. Закон экономических „джунглей” был превыше всего. Все сдерживающие представления предшествовавших веков были забыты», – пишет Фромм в книге «Здоровое общество».

Достижения, демонстрировавшиеся первыми промышленными выставками в Лондоне (1851) и Париже (1867), резко контрастировали с ужасами жизни миллионов обитателей трущоб европейских городов. Порождаемый таким укладом раскол общества выразительно охарактеризовал в конце XIX века известный романист и дважды премьер-министр Великобритании Бенджамин Дизраэли: «Две нации, между которыми нет ни связи, ни сочувствия; которые так же не знают привычек, мыслей и чувств друг друга, как обитатели разных планет; которые по-разному воспитывают детей, питаются разной пищей, учат разным манерам; которые живут по разным законам. Богатые и бедные». С увеличением такой «разности потенциалов» росло и социальное напряжение. В этих условиях неминуемо обострялись и политические, межэтнические, межконфессиональные противоречия. И когда в начале XX века именно в наиболее благополучной, цивилизованной и просвещённой Европе разразится первая в истории мировая война, а затем ещё череда революций и гражданских междоусобиц, – человечество начнёт осознавать ошибочность такого пути развития. Это осознание внятно сформулирует в октябре 1938 года известный французский писатель Антуан де Сент-Экзюпери: «Неужели вы не понимаете, что мы где-то сбились с пути? Человеческий муравейник стал богаче, чем прежде, у нас больше всяких благ и досуга, и всё же нам не хватает чего-то существенного, чему трудно подыскать определение. Мы меньше ощущаем себя людьми, мы утратили какие-то таинственные привилегии». Думаю, то существенное, чего не хватало тогда человеку, Экзюпери назвал в заглавии своего очерка: «Надо придать смысл человеческой жизни». Уклад, в котором человек оказывался подчинён производству вещей, в котором обладание попирало бытие, лишал человеческую жизнь смысла.

Но понимали это пока ещё немногие. Закон джунглей из экономики проникал во все остальные сферы жизни общества. И потому очень скоро разразилась ещё более крупная катастрофа. Оправившись от неё, человечество начало «работу над ошибками». Опыт Второй мировой войны и первых двух послевоенных десятилетий свидетельствовал: экономика, политика и другие сферы жизни общества должны строиться на других основаниях; если их не изменить – вскоре нас ждёт ещё более страшная катастрофа, которая может стать для человечества последней. О том, что нужно делать, ясно говорили уже аналитики Римского клуба.