Скотт Харрис - Приглашение в социологию эмоций

• чувствовать голод, искать еду, получить еду, почувствовать удовлетворение;

• чувствовать сексуальное возбуждение, искать сексуальных отношений, получить их, почувствовать удовлетворение.

Принимая во внимание эти произвольные параллели, неудивительно, что в различных культурах появились связанные с едой метафоры для характеристики сексуального «аппетита». Говорящие на языке племени чагга [56](Chagga, см. примеч. 6 в конце главы) называют своих партнеров «вкусными», подобно тому, как англоговорящий человек сообщает привлекательному партнеру, что так бы и «съел» его [Emanatian, 1995]. Однако и различия также существуют. У народа чагга только мужское сексуальное влечение характеризуется как голод, а в английском языке и мужчины, и женщины могут описываться как «сексуально голодные» (см. примеч. 7 в конце главы). Таким образом, эмоциональные словари, используемые индивидами, находятся во власти культуры и обусловливаются специфическими гендерными нормами.

Метафорические описания эмоций настолько распространены, что мы принимаем их как само собой разумеющиеся. Ранее (в гл. 3) я использовал для характеристики печальных чувств слова «вниз» (down) и «низкий» (low). Большинство читателей, вероятно, совсем не задумывались над тем, почему я использовал именно эти слова. Многие из нас склонны просто принимать, что от счастья «прыгают» (happiness is up), а от грусти «вешают голову» (sadness is down)? [57][Lakoff, Johnson, 1980, p. 15]. Возможно потому, что печаль, как и болезнь, может ассоциироваться со склоненным телом, а болезнь – с лежанием (lying down). Даже растения «склоняются» или «поникают», когда с ними не все хорошо, поэтому не удивительно, что наречие «вниз» [58]используется для описания негативных чувств. Так или иначе, эти метафорические выражения являются культурными традициями, которые формируют способы идентификации эмоций.

Обозначения эмоций как представление о ситуации

Я постарался показать, что процесс идентификации эмоций осуществляется с помощью специальных словарей (включая метафоры), которые создаются в культуре и побуждают членов этой культуры их использовать. Даже если эмоции укоренены в нашей биологической природе, наши способы описания эмоций безоговорочно связаны с социальными нормами и привычками.

В этом разделе я выделяю третье измерение процесса идентификации эмоций: слова, которые мы используем для обозначения эмоций, в большей степени связаны с тем, что мы думаем о ситуации, в которой находимся, чем с нашей биологической конституцией [Hochschild, 1983, App. B].

Если бы биология имела большое значение в процессе обозначения эмоций, то тогда наши языковые категории должны были бы отражать это. Однако трудно думать об эмоции, которая определяется через физиологическое состояние [Ibid., p. 223]. Мы можем чувствовать «бабочек» в животе, но это определение обычно применяется для описания особых эмоций, таких как боязнь сцены или романтическая любовь.

Почти все слова, которые мы используем для характеристики эмоций, можно рассматривать как описание контекста или ситуации, а не телесных ощущений. Идентификация эмоций, скорее всего, в большей мере определяется нашими культурно обусловленными способами мышления, нежели телесными ощущениями.

Если бы я спросил вас о вашем самочувствии перед выступлением в школьном спектакле, то, скорее всего, вы стали бы обсуждать аудиторию («Это небольшой дружелюбно настроенный зал, поэтому я не очень беспокоюсь »), вероятность того, что все пойдет неудачно («Я боюсь , что забуду свои слова!») или риски для вашей репутации («Если я все провалю, мне будет так неловко !»). Все эти описания связаны с видением ситуации, а не с телесными состояниями. Актер может испытывать или не испытывать сильные телесные ощущения перед представлением, но эти ощущения являются второстепенными. Выбор обозначений напрямую связан с оценкой ситуации, которая формируется значением театра в жизни этого актера и его репутацией, а также другими факторами, связанными с культурой и контекстом, а не с его физиологией.

Ранее я приводил пример со смертью родителя как ситуацию, где эмоции и физиологические ощущения могут перемешиваться. Если посмотреть на этот случай по-другому, то мы можем сказать, что внимание индивида может быть направлено на различные аспекты ситуации (смешивается) [Ibid., p. 224]. Если мое внимание сфокусировано на том, что я никогда больше не увижу своего отца, мои чувства можно описать как печаль. Когда я думаю о том, что смерть положила конец его боли и страданиям, то могу сказать, что чувствую облегчение. Когда я обращаюсь к мысли о неестественности его смерти (например, вследствие медицинской ошибки или аварии из-за пьяного водителя), то испытываю гнев.

Во всех этих случаях выбор языковой категории для обозначения эмоции, скорее всего, связан со сменой видения ситуации, а не с изменениями физиологического состояния.

Представьте себе, что у вас спрашивают: «Что вы чувствуете по окончании колледжа?». Возможно, вы ответите, что вам грустно прощаться с друзьями; что вы взволнованы перед лицом новых жизненных задач; нервничаете при мысли о рынке труда; или просто рады , что сдали последние экзамены. Как вы думаете, какую роль при определении ваших чувств будет играть ваше телесное состояние – ведущую или второстепенную? Подозреваю, что с большой долей вероятности вы выберете обозначения, которые отражают когнитивную оценку ситуации, а не оценку физиологического состояния.

Идентификация эмоций как управление впечатлениями

Процесс идентификации эмоций имеет социальную природу, более глубокую, чем мы до сих пор обсуждали. Действительно, наши тела сигнализируют о наших чувствах неточно, двусмысленно. Действительно, мы полагаемся на выработанные культурой словари для обозначения эмоций, и эти ярлыки-обозначения связаны больше с нашим видением ситуации, нежели с телесными ощущениями. Но при этом часто ключевым фактором в идентификации того, что мы «чувствуем», является именно контекст взаимодействия . Индивиды при обозначении эмоций, скорее всего, обратятся к внешним условиям ситуации, а не к внутренним телесным ощущениям и даже не к когнитивной оценке. Описания эмоций могут использоваться «риторически» – т. е. с целью определения того, что думают о нас и чувствуют относительно нас другие люди [Coupland et al., 2008; Edwards, 1999; Harré, 1992; Wilkins, 2008].

Например, обращаясь к аудитории, люди обычно говорят, что «счастливы или рады быть здесь». Когда происходит такое обозначение, то кажется маловероятным, что спикер перед этим внимательно проанализировал свое физиологическое состояние с целью измерить степень, в которой он переживает какие-либо эмоции: «После обращения к моим внутренним органам я определил, что я чувствую только счастье – и большое счастье». Спикер, по крайней мере во многих случаях, гораздо менее озабочен своими телесными ощущениями (и даже тем, чтобы сообщить свою когнитивную оценку ситуации) и гораздо больше тем, чтобы произвести хорошее впечатление на публику.