Ева Иллуз - Почему любовь ранит? Социологическое объяснение

Это расстройство воспринималось как телесное или даже как временное расстройство психики, но опять-таки не как расстройство, угрожающее чувству собственного достоинства. В Англии XVII в. врач-астролог по имени Ричард Нейпир брался за лечение самых разнообразных недугов. Историк Майкл Макдональд проанализировал записи, оставленные Нейпиром, и описал природу некоторых из этих недугов следующим образом:

Почти 40 % мужчин и женщин, которые рассказывали Нейпиру о своих тревогах и проблемных ситуациях, жаловались на разочарования, постигшие их в процессе ухаживания и в семейной жизни… Страстная привязанность была очень распространена среди клиентов астролога. Ссоры влюбленных, безответная любовь и лицемерие стали причиной эмоционального расстройства 141 человека, около двух третей из которых были молодые женщины [344] Макдональд М. Мистический бедлам: Безумие, беспокойство и исцеление в Англии семнадцатого века. Cambridge: Cambridge University Press, 1983. С. 88–89 [ MacDonald M. Mystical Bedlam: Madness, Anxiety, and Healing in Seventeenth-Century England. Cambridge: Cambridge University Press, 1983. P. 88–89]. .

Большинство жалоб женщин, состоящих в браке, которые слышал Нейпир, были связаны, главным образом, с «ужасающей неспособностью нести финансовую ответственность, с недостатком преданности, трезвости и доброты» [345] Там же. С. 100. . Очевидно, что в современном обществе нет недостатка в мужчинах, которые не выполняют свой долг по обеспечению собственных семей, но современные жалобы на мужчин чаще всего рассматриваются с точки зрения их неспособности заботиться о личности женщин. Кроме того, муки любовного страдания описывались и переживались как телесные ощущения, а не как переживания, указывающие на проблемную психику. Медицинский дискурс не возвеличивал страдание ради него самого, а скорее стремился устранить его как физическое заболевание.

Современное романтическое страдание также следует искоренить, но у радикально иных моделей личности: его следует искоренить во имя утилитарной и гедонистической модели здоровой психики, в которой страдание указывает на недостатки психологического развития, либо представляет собой фундаментальную угрозу чувству социальной значимости и самоуважения. То есть в современной культуре хорошо развитый характер выражается в способности преодолеть переживание страдания или, еще лучше, вообще избежать его. Романтическое страдание перестало быть частью психической и социальной экономики формирования характера и даже угрожает ей.

Более того, современным в романтическом страдании является тот факт, что объект любви неразрывно связан с его ценностью и значимостью и что страдание стало признаком ущербной личности. В результате предательство объекта любви отрицательно сказывается на личности. Таким образом, онтологическая незащищенность человека и потребность в межличностном признании усугубляются тем, что не существует более культурных/духовных рамок, которые могли бы переработать его и заставить играть роль в формировании характера.

Исследуя парадоксы желания, Александр Кожев, возможно, самый интересный толкователь Гегеля, предполагает, что желание может быть удовлетворено одновременно «развитием индивидуальности» и «универсализацией взаимного признания» [346] Батлер Дж. Субъект желания: Гегелевские размышления во Франции двадцатого века. NY: Columbia University Press, 1987. С. 77 [ Butler J. Subjects of Desire: Hegelian Reflections in Twentieth-Century France. New York: Columbia University Press, 1987. P. 77]. , которое можно достичь в равноправном социальном порядке. Кожев имел в виду универсализацию классового признания, но это можно легко и в равной степени применить к сфере гендерных отношений, в которой можно было бы ожидать, что бо́льшее гендерное равенство приведет и к более значительной индивидуальности, и к взаимному признанию. В действительности, одно из особых пояснительных направлений гегелевской борьбы за признание рассматривает возрастающую независимость как условие возрастающего признания. Чем свободнее становится раб, тем больше признания он может требовать и получать.

И все же, если эту позицию можно оправдать в сфере политики, то она гораздо сложнее в сфере эротических отношений, так как она забывает о противоречиях, раздирающих эротическое желание. Я бы даже сказала, что именно развитие индивидуальности и независимости делает современное эротическое желание чреватым апориями (непреодолимыми противоречиями).

Как утверждает Джудит Батлер: «Желание основывается на противоречии и становится страстью, поделенной на двоих. Стремясь стать независимым существом, являющимся частью этого мира и находящим в нем свое отражение, самосознание обнаруживает, что необходимость быть востребованным другими скрыто в его собственной идентичности желающего существа» [347] Батлер Дж. Субъект желания: Гегелевские размышления во Франции двадцатого века. NY: Columbia University Press, 1987. С. 49. . Такая востребованность другими изобилует противоречиями, поскольку «мы должны выбирать между экстатическим и самоопределяющимся существованием» [348] Там же. .

Любя и желая другого, человек всегда рискует оказаться отвергнутым и увидеть свою любовь неутоленной. Боязнь увидеть свое желание неисполненным превращает переживание любви (потенциально) в высшей степени рефлексивное. И такая рефлексивность возникает в результате того, что признание вступает в конфликт и взаимодействует с другим ритуалом, определяющим чувство собственного достоинства, а именно с независимостью. Таким образом, я утверждаю, что признание ограничено культурными определениями личности, в которых независимость исполнителя и объекта ритуала признания должна быть одновременно подтверждена.

Анализируя истории любви молодых людей, Ори Шварц приводит следующие примеры того, когда люди предпочитают (или нет) фотографировать человека, с которым они имеют отношения: «Женщина около тридцати, в настоящее время не имеющая отношений, описала себя как „одержимую документалистку“: „Всякий раз, когда у меня начинают возникать чувства [к кому-то], во мне пробуждается желание документально это подтвердить“. Тем не менее она „не стала бы никого фотографировать до тех пор, пока [она] не удостоверилась бы в отношениях, чтобы не заставить его паниковать“: она „не хочет сделать так, чтобы он убежал, не хочет оказывать давление и выглядеть слишком влюбленной“» [349] Шварц О. Романтические отношения перед объективом // Visual Communication. 9(2). 2010. С. 157 [ Schwarz O. Negotiating Romance in Front of the Lens // Visual Communication. 9(2). 2010. P. 157]. .

Этот краткий отчет описывает очень распространенное любовное переживание, а именно необходимость контролировать выражение чувств (признание в своих чувствах партнеру), чтобы не ослаблять собственную позицию в отношениях. Ибо признание всегда присуще динамике, в которой человек должен проявлять свою независимость. Независимость устанавливается путем очень тщательного контроля и даже отказа от признания. Требование признания свойственно романтическим отношениям, но для того, чтобы иметь успех, нужно тщательно контролировать требование и совершение признания, чтобы они не стали угрозой для личной независимости человека, совершающего признание, и человека, получающего его. Вот еще один пример Шварца: лесбиянка, под 30, которая хотела сделать фотографии, объясняла: