Элизабет Лукас - Источники осознанной жизни. Преврати проблемы в ресурсы

Она рассказала, что давно страдает от тягостных представлений, возникающих в ее воображении. Выставление отметок всегда было для нее мукой. Если она ставила хорошие отметки, то боялась, что предъявляет к ученикам заниженные требования, а если плохие – предвидела всевозможные неприятности, ожидающие детей дома. Кроме того, она постоянно опасалась, что недостаточно понятно объясняет учебный материал. Но никогда еще ей не было так плохо, как перед этой поездкой в Англию. Бессонными ночами она воображала себе, как на станции лондонской подземки ребенок падает на рельсы, находящиеся под напряжением, как другой ребенок, сбитый с толку левосторонним движением на заполненных автотранспортом дорогах, попадает под машину и тому подобное. Все эти жуткие картины рисовались ей необычайно живо и словно окутывали ее густым туманом.

– Если я правильно вас поняла, вы хотите получить больничный лист, чтобы не ездить в Англию? – уточнила я, и она вновь ответила утвердительно.

Здесь я ненадолго прерву рассказ, чтобы сделать несколько замечаний по поводу вышесказанного. Определить характер расстройства пациентки не составило труда у нее был невроз страха. Об этом говорили такие типичные симптомы, как искажение пропорций между опасениями и действительным положением дел и очевидное стремление любой ценой избежать ситуации, вызывающей страх.

Физическое проявление ее душевного кризиса (бессонница) тоже было весьма характерно. Однако после установления диагноза психотерапия подходит к развилке. Вопрос, почему пациентка испытывала такую чрезмерную тревогу, означал бы подход, от которого лого- терапия отказалась. Подробное рассмотрение вопроса «почему» привело бы к выдвижению предположений о травме как причине болезни. Привело бы к неизбежному «потому что». Пациентка пребывает в состоянии невроза, потому что ей пришлось пережить то-то и то-то, у нее перед глазами были такие-то и такие-то примеры, она слишком много или слишком мало узнала о том-то и о том-то и далее в том же духе. «Потому что» превратилось бы в абстрактный шифр, уводящий в сторону от ясности и конкретности. Это был бы сценарий, представляющий историю жизни пациентки так, будто она была продиктована ей, а не написана ею самостоятельно. И конечно, самых разных «потому что» нашлось бы предостаточно – в этом нет никаких сомнений. В конечном итоге на нее смотрели бы как на приговоренное к паническим атакам создание, а на ее ситуацию – как на результат случая и человеческих ошибок. А теперь перейдем к методу, разработанному логотерапией.

У нашей пациентки проявляются симптомы, но она является здоровой личностью, и ей дозволен взгляд через «забор» в полноту мира, изобилующего смыслами и ценностями. Ей было дано эксклюзивное персональное поручение обогатить эту полноту своей личной полнотой. Ее, так сказать, пригласили – на своем месте, там, где она жила и работала, – принять участие в сотворении мира.

Какие же ценности из всех, входящих в область ее восприятия, были ей особенно дороги? Что являлось предметом ее «благоговейной» любви? «Благоговейной» в том смысле, что она тревожилась о признании, сохранении этого предмета любви, о подобающем ему почитании и всеми своими силами старалась содействовать этому. О чем тревожилась пациентка в первую очередь? Вот вопрос, важный с точки зрения терапии. Ведь когда речь идет о том, чтобы отстоять предмет нашей любви и наших забот, нам посылаются все необходимые для этого силы, и в случае нужды мы способны даже, вопреки своим слабостям, переписать историю своей жизни.

Казалось бы, наша пациентка дала ясный ответ на вопрос «о чем», назвала предмет своих тревожных забот: ученики. Она опасается за их благополучие. Но так ли это на самом деле? Действительно ли дети были ей так дороги? Я решила примерить на себя роль Сократа.

– Если я правильно вас поняла, вы хотите получить больничный лист, чтобы не ездить в Англию? – был мой последний вопрос, и пациентка ответила на него утвердительно. Вслед за этим я продолжила:

– Но ведь даже если вы не поедете, все равно с каким-нибудь ребенком из группы может произойти несчастье. И в ваше отсутствие расшалившиеся дети могут случайно толкнуть кого-нибудь на рельсы в лондонской подземке или под автобус на улице. Ваше отсутствие не дает гарантии, что таких происшествий не будет. И тогда какая же польза от вашего больничного листа? Пациентка отреагировала спонтанно:

– Ах, если меня там не будет, то это уже не моя вина. Если я останусь дома на больничном, никто не сможет упрекнуть меня в пренебрежении своими обязанностями, в том, что я плохо смотрела за детьми.

– Вы хотите сказать, что несчастный случай с одним из учеников вам безразличен, если лично вас не смогут привлечь за него к ответу?

– Да… – Она осеклась. – Нет, это не так. Но тогда это не моя проблема, не правда ли?

– Вы полагаете, главное – это чтобы вы были чисты и непричастны, чтобы вам нельзя было вменить это в вину, чтобы ваша учительская репутация осталась незапятнанной? Я видела, что в пациентке происходит внутренняя работа.

– Главное?.. В какой-то степени вы, может быть, и правы. Хотя, когда я об этом хорошенько задумываюсь, мне становится почти стыдно…

Прервемся еще раз, чтобы я могла вплести в рассказ свои комментарии. Нам уже понятно, что если мы пойдем за вопросом, почему пациентка испытывает такие чрезвычайные опасения, то неизбежно упремся в разные застарелые conditiones [14], обусловившие возникновение ее обычных страхов. И напротив, вопрос, о чем главным образом тревожится пациентка, быстро вскрывает истинную causa ее расстройства, заключающуюся, согласно Франклу, в личности, занимающей ту или иную позицию по отношению ко всем внутренним и внешним conditiones. Пациентка занимала по отношению к себе и к окружающему миру такую позицию, которая не шла на пользу ни ей, ни миру. Которая не была честной. Ее страх за учеников оказался чистым обманом. Дети были ей, грубо говоря, безразличны. Ценности мира не имели для нее значения, если только не привносили в ее самочувствие чего-либо положительного или отрицательного. Ее собственное самочувствие было, по существу, сымитировано. Главное – чтобы ею были довольны, любили ее, ценили ее как превосходную учительницу, главное – чтобы у нее не было неприятностей и чувства вины.

Но именно это и подавляло ее. Эгоцентризм – явление самонаказуемое . Насколько трепетная забота о предметах нашей любви придает нам сил и размаха, настолько же эгоистичная фиксация на наших собственных преимуществах отнимает у нас силы и уверенность. Потому что эгоцентризм заставляет нас бесконечно «дрожать за свое маленькое „я“», которое на каждом шагу сталкивается с неблагоприятными обстоятельствами и подвергается угрозе уничтожения – по крайней мере, потенциальной. Тот, кто стал для себя самым главным, уже не может выйти из состояния страха за себя. Он обречен продвигаться по жизни осторожно, буквально на ощупь, сквозь упомянутый пациенткой туман.