Галина Жукова - Управление под микроскопом

Думаю, для начала есть смысл присмотреться к возможным ответам хотя бы на два вопроса: почему в России так широко распространено воровство (а и откаты, и левые сделки — это по сути воровство, надеюсь, это очевидно…).

И что делать руководителю, если он точно, на 100%, хочет обеспечить отсутствие у своих подчиненных и того, и другого.

Давайте разберемся (с риском запутаться) в вопросе, что такое воровство. И что ему способствует — поищем внешние и внутренние причины.

Начнем с картины мира на эту тему. С самого «простого» — «определения».

Воровство — это когда взял себе то, что тебе не принадлежит.

Или когда взял то, что принадлежит другому.

Это, на мой взгляд, разные подходы — с разными последствиями.

Разница в том — будет ли воровством то, когда взял себе «ничейное». Если присвоение того, что никому конкретно не принадлежит — не воровство, тогда этим принципом объясняется половина российских проблем на данную тему.

Бесхозное — значит, будет мое. Не по праву того, что я это заработал, заслужил. А по праву «найденного». Грибы в лесу я ведь не ворую — они просто ничьи. Вот я их и собираю. Правда, это если лес — «ничей».

А если так: никому не принадлежит — или непонятно кому принадлежит. Где грань между этими подходами? Она тонкая, но точно расширяет зону воровства еще в разы.

Продолжим: непонятно кому принадлежит — или лично мне сейчас непонятно кому принадлежит (кто-то, может, и знает — а мне непонятно).

Тогда можно расширять зону «ничейного» до размеров, ограниченных только собственным воображением. Ведь при определенном старании можно поставить под сомнение любую принадлежность. Как же нам быть?

Давайте вернемся в тот пункт, где у нас образовалась первая «трещинка», в которую стали утекать наши попытки найти точную границу воровства. Итак.

Есть «внутренняя» позиция по отношению к воровству: если я беру что-то, чего не заработал, что мне не принадлежит — я вор. И неважно у кого я украл — у соседа, у государства или у природы, у мира.

И есть «внешняя» позиция: если я беру что-то, у чего нет конкретного хозяина, который может предъявить иск — я не вор. Можем условно назвать первый подход — этическим, второй — юридическим.

Думаю, понятно, что наличие у людей в некотором сообществе (государстве, компании — неважно) внутренней, этической позиции по отношению к воровству автоматически приводит к отсутствию воровства в принципе.

Реально ли такое? Есть ли такие сообщества (страны, компании)?

По какой технологии формируется именно такая позиция?

Не знаю, надо еще подумать.

Как-то мы слишком упростили ситуацию. Присмотримся еще.

Наличие второй, «юридической» позиции в обществе — это почва для процветания воровства. Давайте посмотрим: возникает вопрос доказанности принадлежности чего-либо кому-либо. Вот, например, откат. Деньги принадлежали поставщику, он мне их передал в благодарность за заказ. И теперь принадлежат мне. Претензии у моей компании? Какие, интересно? Эти деньги ей не принадлежали. Свои деньги за выполнение заказа компания получила. Какие претензии? Неисполнение служебных обязанностей — выбрал не лучшего поставщика? Это спорно. И не воровство вроде как. На первый взгляд. Правда, в глубине души почему-то все равно откатчику неспокойно.

Давайте попробуем зайти с другой стороны. Со стороны берущего откаты, например.

Человек пришел в компанию. И начинает разбираться с правилами — что можно, чего нельзя, как принято. Какое право обычая. А право обычая — откаты и левые сделки. Или работаешь как все, или уходишь. И человек принимает одно из этих решений.

В каком случае и почему человек может принять решение остаться и воровать?

Если пока не в области ближайшего развития человека зарабатывать честным трудом. Не умеет человек работать, делать что-нибудь отлично. И если не будет воровать (в широком смысле) — нечего будет кушать.

Умения сказать себе правду на эту тему тоже нет. Поэтому вместо того, чтобы учиться делать что-нибудь хорошо, чтобы зарабатывать — он продолжает воровать.

При этом должно быть на низком уровне чувство собственного достоинства. Оно формируется с детства — и всю жизнь. И не позволяет человеку совершать поступки раба, а не свободного человека. Воровство прощали рабам, потому что в моральном смысле раб — не совсем человек. Свободный человек — да, он уже дорос до того, чтобы понимать что творит и отвечать за себя. А раб — нет. И чем ниже чувство собственного достоинства (не «понтов», а уважения к себе) — тем большая порция раба живет и действует в человеке.

И наоборот. Для «раба» этическая позиция по отношению к воровству непонятна — а при второй, «юридической» позиции надо выстраивать технологию, при которой трудно воровать, и вводить жесткие наказания. Помочь избежать искушения украсть. Потому что сам себе помочь в этом вопросе он еще не может…

В одном из своих семинаров В. Тарасов рассказал примерно на эту тему историю про Эзопа. Я позволю себе здесь ее привести (можно сказать, процитировать).

«Вернемся к Эзопу. Эзоп получил свободу. А что значит свобода. Это значит, что ты можешь идти куда хочешь. Так ты должен быть с хозяином, а так — можешь идти куда хочешь. И он хочет закрепить свою роль свободного человека тем, что „уйду“. Ему говорят — оставайся, здесь же у нас хорошо. Крыша, еда, все тебе замечательно. Нет, не замечательно. Он хочет закрепить свою роль свободного человека. Поэтому „я уйду“. Куда уйду — не важно, но я уйду, потому что я воспользуюсь своим правом свободного человека.

Но не успел уйти далеко. Потому что ему хозяева, не эти, а какие-то противники, подсунули какую-то церковную утварь из храма. И обвинили его в воровстве. И теперь поставили перед выбором. Поскольку еще непонятно — свободный он или нет. Номинально свободный, но прецедента свободного поведения еще не успел создать. Поэтому ему сказали — ты определись, ты раб или свободный человек. А закон разный. Поскольку раб — полуморальное животное, а свободный человек — моральное животное, то спрос со свободного человека и с раба разный. Свободный человек не может воровать, только раб может воровать. Свободный человек уважает себя, относится к себе нормально, и ему унизительно воровать. Не потому не ворует, что попадет, а потому, что себя уважает. Как может себя человек уважать, если он ворует? Это значит, он считает так: если бы я не воровал, то я бы в этой жизни не состоялся. Т.е. это позиция ущербная. Он как бы на себе крест поставил. Что мне как честному человеку не прожить. Только воровством. Поэтому свободный человек не может воровать. Он уже тогда не свободен. Он уже себе сказал — вот я только так смогу преуспеть. Другие люди могут. А я вот только так. Не дано мне нормально развиваться.