Ник Ортнер - Таппинг. Методика построения лучшей версии себя. 21-дневный курс [litres]

Как только исчезает необходимость изображать мертвого – хищник потерял интерес и удалился, – животные часто испытывают приступ дрожи: такой эмоциональной реакцией они буквально стряхивают с себя травматический шок, неминуемый при выживании в подобных условиях. Это предотвращает травматический постэффект, который может быть нанесен их психическому, эмоциональному и физическому состоянию.

Реакция замирания инстинктивно срабатывает и у нас, когда мы чувствуем себя бессильными перед атакой, независимо от того, является она физической или эмоциональной. К сожалению, пока мы полностью не оправимся от перенесенной травмы, не вычистим без остатка из «примитивного мозга» каждое воспоминание о ней, ее последствия в той или иной степени будут преследовать нас.

В программе предыдущего дня мы говорили о том, как освободиться от болезненных детских переживаний. Сегодня мы пойдем дальше и разберемся, что же заставляет вас «играть в опоссума» и делает беспомощным перед обстоятельствами.

Если вы не можете сразу распознать в себе реакцию «замирания», я вам помогу. Иногда, чтобы понять, какую роль эта ерунда играет в нашей жизни, приходится изрядно потрудиться.

Однажды прекрасным сентябрьским утром 1999 года семейная пара сорокалетних бизнесменов Стэн Фишер и Утте Лоуренс отправилась из своего дома в Онтарио (Канада) на деловую встречу в Детройте.

Примерно на полпути из-за сильного тумана видимость внезапно свелась практически к нулю. Почти ничего не видя, Стэн ударил по тормозам и едва избежал столкновения с огромным грузовиком, их автомобиль вынесло на обочину.

Визг, треск и грохот сотрясали воздух. Автомобиль Стэна и Утте стал тринадцатым в ужаснейшей аварии из восьмидесяти семи машин – самом страшном дорожном бедствии в истории Канады.

После оглушительной какофонии наступила жуткая тишина. Как только машина остановилась, Стэн в отчаянии попытался открыть двери и окна. Стоящие рядом автомобили начали гореть, Стэн и Утте слышали, как просят о помощи запертые в них люди. Но они ничем не могли помочь, так как сами были в собственной машине, как в ловушке: ее плотно подмял под себя 18-колесный грузовик.

В конце концов кто-то разбил огнетушителем лобовое стекло. Выбравшись, Стэн попытался помочь Утте, которая сидела на своем месте абсолютно парализованная происходящим – не двигаясь и не произнося ни звука. В конце концов скорая помощь доставила их в больницу для обследования. Серьезных повреждений не было, незначительные раны обработали и перевязали.

Если в физическом плане обошлось без особых травм, то в эмоциональном все было гораздо сложнее. Симптомы ПТСР не давали Стэну и Утте покоя: нарушился сон, появилась чрезмерная раздражительность, а чтобы хоть ненадолго отключиться от болезненных воспоминаний, они пристрастились к спиртному. Лишь спустя три года пара получила необходимую и действенную помощь.

Чтобы начать восстановительный процесс, Стэн и Утте прошли сканирование головного мозга. Стэн был первым. Когда ему предложили вспомнить о событиях, звуках и запахах во время катастрофы, он испытал реальный флешбэк. Его мозг моментально активировал области, отвечающие за самосохранение – бегство / борьба. Ритм сердца участился, повысилось потоотделение, а кровяное давление поднялось до опасно высокого уровня.

Сканирование мозга Утте показало нечто совсем иное. После того как ей предложили воскресить собственные переживания во время аварии, показатели активности ее мозга резко снизились: фактически он успокоился. Также замедлился и сердечный ритм, отсутствовали потливость и позывы к бегству или сопротивлению.

И Стэн, и Утте продолжали испытывать последствия перенесенной травмы, но каждый по-своему. В то время как тело Стэна реагировало живейшим образом (сопротивляться или смыться!), тело Утте повело себя абсолютно по-другому. Она утратила способность рассуждать и двигаться.

Причина такой реакции Утте на произошедшее, по словам ее терапевта-травматолога, кроется в раннем детстве. После смерти отца Утте пришлось жить со своей матерью, суровой и требовательной женщиной. Будучи еще совсем ребенком, она поняла: единственная защита, к которой она могла прибегнуть, – намертво абстрагироваться от обстоятельств. Поэтому нет ничего удивительного в том, что, столкнувшись в зрелом возрасте с серьезной травмой, организм Утте отреагировал привычным ему образом.

Когда первичный мозг одерживает верх, он частично перекрывает работу высшего ментального уровня, нашего сознания, и заставляет тело бежать, прятаться, сражаться, а то и прикидываться мертвым… Если возникает достаточно веская причина для блокировки сознательного мышления, а такое как раз и происходит во время критических ситуаций, мозг продолжает вырабатывать стрессовые гормоны, а попытки пробиться мыслью (которая по своей сути есть электромагнитный импульс) сквозь эту преграду ни к чему не приводят. Даже спустя продолжительное время после спровоцировавшего ситуацию события мозг может продолжать посылать сигналы организму, чтобы избежать угрозы, которой давным-давно не существует [22] Бессер ван дер Колк. Тело не предаст (Нью-Йорк, издательство «Викинг», 2017), глава 4. .

Поскольку проявление реакции замирания наиболее вероятно, когда мы чувствуем бессилие, она особенно распространена у детей, в том числе в ситуациях, которые могут и не содержать серьезной угрозы. Родительское равнодушие, жестокое обращение, чрезмерные наказания и многое другое – все это крайне травмирующие ребенка факторы. «Примитивный мозг» реагирует на подобные события так, будто ситуация опасна для жизни. А поскольку бороться или убежать от взрослого ребенку крайне затруднительно, все, что ему остается, – прибегнуть к «реакции замирания».

Во взрослом возрасте эта реакция может сработать совершенно непредсказуемо, и вот мы уже лишены дара речи, идем на попятный, поднимаем руки вверх, сдаемся тем, кто нас же и предал, не находим себе места после конфликта и пробуем другие «вкусности» того же сорта. Реакция замирания способствует и саморазрушению: главным образом это проявляется в форме саботирования своих достоинств. Один страх перед этой реакцией удерживает нас от принятия жизненно важных решений.

В то время как полярный медведь, опоссум и кролик инстинктивно понимают, что им необходимо избавиться от посттравматических последствий с помощью тремора (в том или ином виде), мы, люди, предпочитаем «переступить через себя», «двигаться дальше», а гораздо чаще – принимать лекарства, которые якобы призваны избавить нас от последствий пережитого.