Николай Голубей - Узник Боли: исцеление от детских и взрослых травм

Травмирующие события и хронические стрессоры, связанные с моим «лечением» в наркологии:

17 декабря 2008 года я попал в наркологию.

Мой папа понял, что я сам не смогу бросить употреблять наркотики и сказал, что я больше не учусь в университете и завтра я ложусь в наркологию. Я попал в спец отделение, где основная масса людей имели уголовные сроки за преступления. Только я и еще несколько человек не имели тюремных сроков.

Я чувствовал испуг, напряжение, страх.

Моего маленького племянника Богдана привели в наркологию проведать меня. При мне его обыскивали санитары. Это была стандартная процедура, потому что родственники постоянно приносили наркотики. Мне было больно смотреть, что из-за меня обыскивают Богдана.

Я чувствовал гнев, ярость, несправедливость, возмущение.

По правилам наркологии меня могли выпустить на «выходные» через 14 дней после поступления. Я попал в наркологию 17 декабря и меня могли выпустить на Новый год. Но мои родители сказали, что не заберут меня на Новый год и я останусь в наркологии. Весь тот новый год я представлял о том, как покончить жизнь самоубийством, но в том месте это было нереально.

Я чувствовал желание умереть, напряжение, несправедливость, бессилие, горе, подавленность, что я сокрушенный, ненужный, лишний, обманутый в ожиданиях.

Описание рисунка:

На рисунке изображены зеленые стены отделения, где я лежал.

Посреди рисунка огромная надпись, которую я написал тогда на стене: «Здесь во второй хате провожали старый 2007 год и встречали новый 2008 год: Колян с Зеленого, Вова Апполон с Космоса, Санек с Песков»

Я лежал в спец отделении наркологии. Вход отделение закрывался санитарами. Затем само отделение было разбито на четыре блока. Каждый блок отделен от других блоков железными решетками. Я целый день находился внутри отделения, кроме времени приема пищи и лекарств, когда санитары выпускали людей группами по несколько человек. В палатах не было окон в привычном понимании этого слова. Там были стеклоблоки и решетки изнутри комнаты. Через стеклоблок можно было понять только одно, сейчас ночь или день. На каждую оконную секцию были маленькие окошки для проветривания. В комнатах постоянно было накурено и стоял табачный дым. Там не было розеток, не было стеклянной посуды, только пластик, чтобы пациенты не причинили вред себе или другим.

Условия были максимально приближены к тюрьме. Я был шокирован этим.

Всю ночь того страшного нового 2008 года я лежал на кровати и думал о разных вариантах, как покончить жизнь самоубийством, но не нашел ни одного реального.

Моя прежня жизнь (футбол, книги, учеба) казалась каким-то сном.

Однажды, я проснулся утром в наркологии и на секунду у меня появилась надежда, что все это был плохой сон. Что не было ни наркотиков, ни наркологии, ничего этого в моей жизни. Что я сейчас лежу в своей комнате дома. Я открыл глаза и обнаружил себя в общей палатке, куда меня со временем перевели, где было еще около 20 коек.

Мне было страшно стать там лохом, чтобы меня начали угнетать, поэтому я прибился к местным авторитетам и делал тоже самое, что делали они. Пил чифирь, разводил в карты на сигареты менее авторитетных пациентов, спорил с санитарами.

Я вспоминаю еще два случая, связанных с наркологией:

Я укололся в наркологии ширкой одним шприцом с несколькими незнакомыми мне людьми. Потом я не мог понять, как это могло произойти? Я боялся, что заразился ВИЧ или гепатитом.

Я чувствовал напряжение, ужас, панику, страх.

Один из пациентов, которые там лежал абсолютно спокойным голосом рассказал историю о том, как в драке ему откусили кусочек уха. А потом он вырвал глаз этому человеку! Когда я это услышал, то был просто в ужасе. Я потом боялся что-то сделать, чтобы разозлить этого мужчину. Мне было страшно находиться с ним в одной палате. Я чувствовал ужас, страх, панику, напряжение, что я беззащитный.

После наркологии меня отправили проходить реабилитацию в Мелитополе. Там был реабилитационный центр при православном монастыре. Мои родители не были верующими людьми — это было самое дешевое место, где меня были готовы принять:

Меня отправили в реабилитационный центр в монастыре в Мелитополе. Я был просто в шоке, когда я увидел мое «спальное место». Это был сбитый из досок щит и матрас на нем! Я чувствовал страх, гнев, ненужный, бессилие, брошенный, напряжение, отчаяние, сломленный, гнев.

Когда я жил в монастыре, то я узнал, что мой друг Виталик сошел с ума. Я много лет употреблял с Виталиком марихуану и наркотические таблетки. Когда я начал употреблять инъекционные наркотики, то Виталик просил меня не приходить к нему с этими наркотиками и не предлагать, потому что он не мог отказаться. Он говорил, что с ним из-за этого наркотика происходили странные вещи. Но я все равно приходил к нему с первинтином, так назывался тот наркотик. Когда я узнал, что Виталик сошел с ума, то у меня было чувство вины, что я частично в этом виноват, потому что давал ему первинтин. Я испытывал мучение, напряжение, горе, вину, бессилие, боль, угрызения совести.

В монастыре были два парня, Жени и Дима, с которыми у меня были постоянные конфликты. Когда я их видел, то у меня были напряжение, гнев, страх.

Руководство монастыря сняло руководителя реабилитационного центра со своей должности, а нового не поставила. На несколько дней все подвисло в воздухе. Два моих друга начали пить пиво, и я пытался их остановить, но неожиданно сам выпил. Потом я три дня кололся, пил, курил марихуану. Я понял, что мне конец! Что я умру молодым, что у меня не будет семьи, ничего… Я признался настоятелю монастыря, что я сорвался и попросил, чтобы мне дали шанс, оставив в монастыре. Мне было страшно сказать папе, что я сорвался. Я испытывал ужас, страх, напряжение, отчаяние, подавленность, что я сломленный, сокрушенный.

На этом можно подвести черту после третьего этапа моей жизни!

В последний раз я употреблял наркотики и алкоголь 16 июня 2008 года.

Я помню свой последний раз. Представьте себе, как происходит укол в вену: набирается раствор, затем выводится пузырьки воздуха, потом игла заходит в вену, поршень отводится назад и берется контроль крови, кровь смешивается с веществом и поршень вкалывает эту смесь в вену. Представили?

А теперь представьте себе, что человек, который колол меня в тот раз, который оказался моим последним уколом, сказал мне:

«Блин, я не вывел воздух из шприца, что делать?».