Дэвид Брукс - Общественное животное. Тайные источники любви, характера и успеха

Хотя это и был деловой обед, Эрика оставила приоткрытой дверь спальни. Она сбросила с ног туфли и то и дело поддевала их под столом затянутыми в чулки ногами. Этот мужчина вызывал у Эрики чувство восхищения. Во время разговора оба то и дело нервно барабанили пальцами по столу. И не скука ее семейной жизни и не чувство безнадежного одиночества заставили Эрику в тот день переспать с Воображалой. Просто была прельстительная новизна в том, чтобы заняться сексом с человеком с обложки журнала Forbes, а потом всю жизнь вспоминать об этом волнующем переживании.

Если в этом приступе вожделения и было что-то более глубокое, так это давняя греза Эрики о том, что она – часть могущественной супружеской пары, которая не сходит с первых полос, част влиятельнейшего дуэта, половинки которого взаимно дополняют друг друга – этакие Скотт Фицджеральд и Зельда корпоративного мира.

Обед продолжался около двух часов. В конце обеда мистер Воображала рассыпался во вполне благопристойных комплиментах. Она – самый лучший его советчик, сказал он Эрике, когда они встали из-за стола. Второй самый ценный его советчик – это духовник, который направляет его уже 35 лет. Именно благодаря этому священнику он участвует в акциях католической благотворительности, является членом ордена «Рыцарей Колумба», Папского фонда и тому подобных великосветских католических организаций. Как это было характерно для него – рассуждать о том, как он служит Ватикану, и одновременно лезть под юбку замужней женщины. Но этот человек никогда не играл по общепринятым правилам.

Язык тела Эрики недвусмысленно сообщил, что она готова на все, а мистер Воображала просто органически не мог упустить того, что само шло к нему в руки.

Годы спустя, видя его лицо на обложке «Форбса», Эрика улыбалась, вспоминая единственный в своей жизни эпизод супружеской неверности. Но ночью, сразу после того, как это случилось, ее чувства были иными.

Сам по себе секс оказался никаким. В буквальном смысле слова никаким. Это были просто механические движения, не вызывавшие у Эрики никакого отклика. Но где-то через час после ухода Воображалы Эрику охватило странное чувство: словно все сжалось у нее внутри. Это чувство появилось у нее уже во время обеда, оно было похоже на медленно нарастающую боль, но теперь боль стала резче и начала сильно ее мучить. Сидя в кресле, Эрика буквально корчилась от боли. В конце концов она поняла, что это было: ненависть к себе, стыд и омерзение. Это тошнотворное чувство не покинуло ее и ночью. В мозгу мелькали воспоминания и образы, причем они относились не только к послеполуденному сексу с Воображалой, но и к далекому прошлому. Угрызения совести не давали ей покоя, и она никак не могла от них избавиться.

Словно в тумане, она ворочалась и металась в постели, била кулаками подушку, садилась, а потом снова падала навзничь. Не в силах сдержаться, она громко стонала. Среди ночи она несколько раз вскакивала, подбегала к бару и глотала виски из крохотных бутылочек. Но спиртное не оказывало вообще никакого действия – может быть, бутылочки и в самом деле были слишком маленькими?

Эрика нисколько не боялась разоблачения. Она не боялась и никаких последствий. В своем возрасте она совершенно не ощущала всепроникающего присутствия Бога и не думала о Божьем суде. Она даже не считала, что к этой буре чувств можно приложить слова «чувство вины». Это была просто боль, которая на следующее утро, после нескольких часов сна, сменится тупой апатией и чувством собственной уязвимости.

В течение следующих нескольких дней Эрика была не в состоянии скрыть свои эмоции. Она непрерывно слушала депрессивные песни Тома Уэйтса. На обратном пути, в самолете, она не могла сосредоточиться на работе и всю дорогу читала роман Фолкнера. Боль продолжала мучить ее несколько недель кряду и оставила в ее душе неизгладимые, хотя и незаметные внешне следы. Она никогда больше не изменяла мужу, и сама мысль об измене переполняла ее инстинктивным отвращением.

Исходя из традиционной точки зрения, можно сказать, что Эрика поддалась эгоистичному и недальновидному чувству вожделения. Поддавшись страсти, поддавшись слабости, она вероломно нарушила клятвы, которые дала Гарольду в день их свадьбы.

Такое понимание основано на народной мудрости, которая исходит из того, что нашим нравственным решениям сопутствует борьба. На одной стороне выступают эгоистичные и примитивные страсти, на другой – просвещенная сила разума. Разум пользуется логикой, чтобы оценить ситуацию, приложить к ней важные моральные критерии, разрешить моральную дилемму и определить линию поведения. Разум использует силу воли, чтобы обуздать страсти. Если наше поведение достойно похвалы, то это означает, что разум успешно подчинил себе низменные инстинкты и остался хозяином нашей воли. Как выразилась однажды Нэнси Рейган, «разум просто сказал „нет“». Если же мы ведем себя эгоистично и недальновидно, то это значит, что либо мы не призвали на помощь разум, либо страсти взяли над ним верх.

При таком подходе сознающий разум выступает в роли героя, а подсознание – в роли злодея. Сознание играет на стороне нравственности, а подсознание – на стороне страсти, греха и эгоизма.

Но в данном случае эта народная мудрость едва ли применима, потому что она совершенно не согласуется с тем, что чувствовала и переживала Эрика во время своей авантюры с мистером Воображалой. Она занялась с ним сексом вовсе не потому, что поддалась вспышке страсти; она болезненно переживала произошедшее вовсе не потому, что по трезвом размышлении поняла, что нарушила свои моральные принципы. На самом деле страсти одолели ее уже после измены, ночью, когда она без сна металась в постели. Они вовсе не обуревали ее, когда она легла в постель с чужим мужчиной, поддавшись греховному соблазну. И нельзя сказать, что ночью она осознанно оценила свое поведение и осудила разумом свое дневное решение. На самом деле она не чувствовала и не переживала ничего подобного. Раскаяние и сожаления свалились ей на голову столь же неожиданно, как и само безнравственное действие.

Эрика не переживала драму борьбы между разумом и страстью. Правильнее будет сказать, что Эрика видела ситуацию под одним углом зрения, когда мистер Воображала стоял перед ней в гостиничном номере, и под другим – ночью, когда все происшедшее предстало перед ней в совершенно ином свете. Всплеск одних эмоций сменился приливом других эмоций.

Можно сказать, что Эрика днем и Эрика ночью – это два разных человека. Там, где один человек видел щекочущее нервы соблазнительное приключение, второй увидел позор и унижение. Она чувствовала себя, как Адам и Ева, изгнанные из рая после грехопадения. Глаза их открылись, и увидели оба, что они наги. Позже, глядя на себя в зеркало, Эрика не могла объяснить себе свой поступок. «Господи, о чем я только думала?»