Уилл Боуэн - Мир без жалоб [Прекрати ныть – и жизнь изменится] [litres]

Когда два человека собираются вместе, их беседа представляет собой живую развивающуюся сущность. Она перетекает от темы к теме, причудливо сменяя направление под воздействием реплик участников. Разговор в группе людей можно уподобить движению птичьей стаи.

Наблюдали ли вы когда-нибудь за большой стаей птиц, которая медленными изменчивыми волнами движется по унылому серому небу? Подобно единому живому существу, стая летит в одном направлении, затем на миг зависает и лениво движется обратно. Потом, словно по команде, птицы вдруг устремляются вверх, образуя тугую спираль, а через считаные секунды вся стая вдруг стекает вниз на землю, чтобы приземлиться на пустынном поле.

Поначалу ученые, исследующие хореографию птиц, предполагали, что должен существовать лидер, управляющий движением стаи. Исследователи пытались выделить какие-либо сигналы, исходящие от предполагаемых лидеров, но так ничего и не нашли. Движения стаи определяются действиями каждой отдельной птицы. Каждая птица самостоятельно решает, лететь ли ей влево или вправо, замедлиться или нарастить скорость, набрать высоту или снизиться. Окружающие птицы реагируют на ее действия, и вся стая движется соответствующим образом. Каждая отдельная птица определяет форму, высоту и направление движения стаи. То подвижное пятно, которое мы наблюдаем в небе, в действительности составлено тысячами индивидуальных решений, принимаемых от мгновения к мгновению.

Беседа в группе формируется подобным же образом, и управляют ею все участники. Кто-то упомянет книгу, и разговор на некоторое время переключится на эту книгу. Если в книге речь о туристах, то далее участники группы, вполне вероятно, поговорят о туристических походах. Беседа – это сложнейшая симфония, где одна музыкальная тема сменяется другой. Один инструмент вдруг переключается на новую мелодию, и через считаные секунды ему начинает вторить весь оркестр.

Жалобы проникают в наши беседы коварно и незаметно. Подобно тому как малейшее движение отдельной птицы влияет на полет всей стаи, так и одна-единственная жалоба может повлиять на всю группу, понижая общий тон и портя настроение.

Все это происходит достаточно невинно. Один человек жалуется, чем привлекает к себе внимание и(или) сочувствие всей группы. Сам не осознавая того, что им движет желание привлечь такую же реакцию, другой тоже жалуется, но старается, чтобы описание его беды прозвучало внушительнее, чем у первого жалобщика. Мы почти слышим коллективное «Ах!» группы – и всеобщее внимание переключается на второго. Не желая оставаться в проигрыше, первый нередко добавляет красок к своей изначальной жалобе либо же в беседу может вступить третий жалобщик, стараясь переплюнуть первых двух. Очень скоро в состязание включаются все.

Заметьте, что жалобы в группах всегда нарастают по драматичности. В следующий раз, когда окажетесь в компании, обратите внимание, что обычно происходит, когда кто-то жалуется. Второй человек непременно расскажет историю на ту же тему, но с более жутким концом. Кто-то еще постарается превзойти первых двух, и вскоре все присутствующие начинают лихорадочно рыться в своих воспоминаниях в поисках самой ужасной истории на заданную тему. Стая, которая совсем недавно еще летела к солнечным высям, сейчас вдруг нырнула в темное сырое ущелье.

Жалобы – это спорт, в них царит дух состязательности. Они всегда развиваются по нарастающей. Если кто-то жалуется, что вывихнул колено во время катания на лыжах, другой тут же расскажет, как сломал себе ногу. Первый тогда сообщит, что вывих намного более болезненная травма, чем перелом, и лечится дольше. А второй скажет, что, хотя некоторые вывихи действительно сложнее переломов, но у него другой случай, – и даже закатает штанину, чтобы показать шрамы от корректирующей операции.

Жалобы всегда движутся лишь в одном направлении – ко все более тяжелым случаям. Вот вообразите, что в компании кто-то жалуется, что в течение одной недели он потерял работу и девушку. А затем другой рассказывает, что за ту же неделю он загнал занозу, да еще у него и прыщ выскочил. Все присутствующие посмотрят на него как на сумасшедшего. Интенсивность жалоб должна нарастать.

Замечательную иллюстрацию этого стремления превзойти всех в своих жалобах предлагает нам комедийная труппа «Воздушный цирк Монти Пайтона» в своем сатирическом сюжете «Четыре йоркширца» (сборник Live at Drury Lane, 1974).

В этом сюжете четыре хорошо одетых джентльмена с изысканными манерами сидят за бутылочкой дорогого вина. В начале беседы они по очереди благодарят судьбу за то, что достигли успеха в жизни, но постепенно реплики становятся все более негативными и очень скоро стремление каждого из них выставить себя самым несчастным становится комичным.

Один джентльмен замечает, что в прежние годы он считал за удачу, если ему удавалось с утра наскрести денег на чашечку чаю. Второй, желая перещеголять первого, говорит, что ему не всякий раз хватало денег даже на холодный чай.

Затем тему подхватывали остальные, и каждый старался показать, что уж ему-то пришлось хуже всех. Один из джентльменов живописует, в каком убогом доме прошло его детство. Второй закатывает глаза, цокает языком и говорит:

– Дом! У вас был целый дом! А нас двадцать шесть человек ютилось в комнатушке без мебели, причем пол наполовину провалился и нам приходилось тесниться в одном углу, чтобы не упасть вниз.

– Это еще ничего. У вас хоть комната была! – нагнетает ситуацию третий. – А мы вот жили в коридоре!

– А мы могли только мечтать о том, чтобы поселиться в коридоре! – подхватывает четвертый. – Моя семья жила в старой цистерне на помойке, и спали мы на груде тряпья. Каждое утро мы просыпались оттого, что кто-то выбрасывал в нашу цистерну тухлую рыбу.

– Говоря, что у нас был «дом», – не сдается первый, – я имею в виду просто нору в земле, вход в которую прикрыт куском парусины. Вот что мы называли домом, но потом нас оттуда выселили и нам пришлось жить в озере.

– Счастливчики! У них было озеро! А мы жили в коробке из-под обуви прямо посреди дороги – все сто пятьдесят человек.

Наконец, один из джентльменов решает, что пора сказать решающее слово. Окинув собеседников пренебрежительным взглядом, он глубоко вздыхает, выпрямляет спину и произносит:

– Это еще что… Вот мне приходилось просыпаться в десять часов вечера – за полчаса до отбоя. Я наскоро выпивал чашечку серной кислоты и отправлялся на мельницу, где трудился по двадцать девять часов в сутки и вынужден был еще приплачивать мельнику за то, что он позволял мне там работать. Затем, по возвращении домой, отец с матерью каждый день убивали меня и плясали на моей могиле, распевая «Аллилуйя».