Александр Донской - Перепады настроения

• Я боюсь, что меня бросит жена. Поэтому всегда при любой непонятной ситуации ухожу сам.

• Боюсь, что меня любят из-за денег, поэтому часто проверяю людей щедростью.

• Боюсь, что кто-то из сотрудников подорвет мой авторитет, поэтому при малейшем неподчинении избавляюсь от непослушных.

• Боюсь прыгать с парашютом. Почему-то мне кажется, что именно мой парашют не раскроется. Страховочный парашют тоже не раскроется. А если со мной будет инструктор, то и его парашют не раскроется. Он упадет на меня, и я превращусь в медузу.

• Боюсь, что жена не поймет меня.

• Боюсь принимать таблетки от биполярного расстройства. И не принимать тоже боюсь.

• Боюсь беспросветно забухать, как это было с моими папой и мамой.

• Очень сильно боюсь прожить никчемную унылую жизнь, как было у моей прабабушки, бабушек и дедушек, мамы, папы и всей остальной родни.

• Боюсь высоких женщин и высоких мужчин.

• Боюсь послать прекрасных людей, которые пытаются мне помочь.

• Каждый день по несколько раз боюсь, что может начаться депрессия и переживу ли я ее.

Я хочу превратить энергию страха в энергию любви. Как-то я читал книгу «Беседы с богом» Нила Доналда Уолша. И меня очень сильно зацепил фрагмент, которым я сейчас с вами поделюсь:

«Любое действие, предпринимаемое вами, основано на любви или страхе — и это касается не только человеческих отношений. Решения, которые влияют на бизнес, промышленность, политику, религию, образование вашего молодого поколения, социальную политику ваших наций, экономические цели вашего общества, выбор в пользу войны, мира, наступления, защиты, агрессии, подчинения; намерение получить или отдать, оставить для себя или поделиться, объединиться или разъединиться — любой ваш свободный выбор всегда рождается как результат одной из двух возможных мыслей: мысли любви или мысли страха.

Страх — это энергия, которая сжимает, закрывает, втягивает, убегает, прячет, накапливает, наносит ущерб.

Любовь — это энергия, которая расширяет, раскрывает, посылает вовне, отпускает, дает откровение, делится, исцеляет.

Страх укутывает ваши тела в одежды, любовь позволяет вам оставаться нагими. Страх замыкается и заканчивается на том, что у вас есть, любовь — позволяет отдать все, что у вас есть. Страх гребет под себя, любовь — касается с нежностью. Страх сковывает, любовь — отпускает. Страх рождает боль, любовь — облегчение. Страх атакует, любовь — преображает.

Любая человеческая мысль, слово или деяние основаны на одном из этих чувств. Другого выбора не существует, поскольку выбирать больше не из чего. Однако у вас есть свобода выбора одного из этих двух.

Вас учили жить в страхе. Вам рассказывали о том, что выживает наиболее приспособленный, побеждает сильнейший, преуспевает самый умный. Лишь драгоценные крупицы были сказаны о славе тех, кто умел дарить любовь. Итак, вы стремитесь быть самыми приспособленными, сильными, умными — тем или иным образом, — и, если видите, что не способны превзойти всех в любой ситуации, вы боитесь проиграть, ибо вам говорили, что не быть лучшим — значит проигрывать.

Существует только одна цель всякой жизни: чтобы ты и всё живое приобрели опыт самого полного счастья. Всё остальное, что вы говорите, думаете или делаете, лишь служит этой цели. Больше вашей душе нечего делать, да большего она и не хочет делать».

Если у меня биполярное расстройство, это не значит, что я не смогу стать счастливым. Я верю, что счастье — естественная потребность моей души. Чтобы разобраться с этим лучше, я даже взялся писать еще одну книгу, на этот раз о счастье. Назвал ее «Счастье. Инструкция, как получить». Да, биполярнику гораздо труднее обрести внутреннюю гармонию, откалибровать эмоции, осознать, что объективно, а что нет. Но я верю, что счастье — это навык, который можно приобрести, если научиться смотреть на мир с определенного ракурса. Я опускался на самое дно, когда меня сваливала с ног депрессия. Но я испытывал и очень сильные моменты счастья, когда жил в эйфории. Это значит, что я умею быть не только несчастным, но и счастливым. Это значит, я могу питаться не только энергией Страха, но и Любви.

Когда я воспитал в себе достаточно осознанности… хотя о чем это я? Когда я приучил себя замедлять мысли и не думать за один присест о миллионе вопросов, то спросил себя: «С чего же все началось?» Я начал копаться в воспоминаниях. Это было похоже на склеивание разорванного на мелкие клочки листочка. Многое сожрала биполярка. От нее сильно страдает память, целые фрагменты жизни могут пропадать, будто кто-то нажал на клавишу DELETE.

Когда я наконец вылепил слепок своей жизни в хронологической последовательности, то понял, сколько психологических проблем произрастает из-за моего деструктивного общения с матерью в детстве. Все дело в так называемой «Теории привязанности».

У новорожденного формируется только один тип первичной привязанности. И чаще всего он относится к матери. Происходит это в самый первый год жизни. Если такая связь не возникает либо быстро прерывается, это приводит к серьезным последствиям для психики ребенка. Если к трем годам ребенок не испытывает к кому-либо привязанности, он уже никогда ей не научится. Кроме того, полноценное социальное, интеллектуальное и эмоциональное развитие ребенка происходит только при условии гарантированной привязанности со стороны родителя или воспитателя (в идеале это один и тот же человек). Прерывание сформировавшейся привязанности несет трагические последствия. Оно может вызвать нарушения социального, интеллектуального эмоционального развития ребенка. Английский психиатр Джон Боулби, который первым сформулировал «Теорию привязанности», назвал все печальные последствия нарушения этой связи синдромом лишения матери. Суровее всего они проявляются, если ребенка рано разлучили с матерью. Из-за этого малыш заработает целый букет проблем — снижение интеллекта, депрессию, повышенную агрессию, которая может перерасти в детскую преступность и безэмоциональное расстройство (это полное отсутствие чувства раскаяния, неспособность к эмоциональным отношениям, неумение контролировать импульсы и хроническая злоба).

Мы с матерью не были разлучены в привычном смысле этого слова. Она не оставила меня в сиротском доме, не сбагрила на воспитание родне. Физически она находилась рядом. Но духовно и эмоционально она была от меня так далека, будто я жил на Северном полюсе, а она на Южном. Не знаю, что сказал бы об этом почтенный Джон Боулби. Возможно, он пересмотрел бы свою теорию и дополнил ее пунктом о матерях, которым удается разорвать тип первичной привязанности, даже не разлучаясь со своим чадом.