Александр Ройтман - Личное

Мы говорим «Ах, интуиция!» как о чем-то мистическом. Я думаю, что марафон в частности очень сильно направлен на то, чтобы вернуть в нормальное соотношение инструментов принятия решения.

Я исхожу из того, что весы выравниваются, когда я своё тело готов слушать не меньше, чем мою голову, осознавая, где в моём теле появляется это желание, как я о нём узнаю. «У меня болит всё…»

Интуиция — не мистическое чувство, а контакт головы с телом, когда между ними строится мост из убеждений и верований, которые пристало иметь взрослому человеку.

Пару дней назад у меня на индивидуальном сеансе была девушка — крутая, мощная. Одно то, что за пару-тройку лет купила себе квартиру в Москве говорит в пользу этого. Но… Ей тридцать лет и она на грани суицида, потому что не знает, зачем живёт. Мы с ней разговаривали буквально час. Она ушла с пониманием того, что цель — это то, что привело Мартина Идена к смерти.

В психологии описан синдром Мартина Идена. Кто читал «Мартина Идена»? Да, сегодня он уже не в тренде, а для меня в своё время это была книга взросления, бестселлер.

Герой ищет социальный лифт, а когда он взлетает на этом лифте (становится великим писателем; девушка, которая еще недавно была звездой на небе, хотя друг его называет «буржуазной самкой», к нему приходит) и… топится.

Он пролетает эту цель и падает в никуда.

На этом слогане — «цель превыше всего» — зиждется любой возрастной кризис. «Не могу жить по-старому и не знаю, как жить по-новому». Старое полностью исчерпано, новое ещё даже не проглядывает.

— Марафон даёт возможность стабилизировать внутреннюю экологию процесса взаимодействия между телом и умом. Сам марафон внутренне очень естественен, потому что его дело — загнать систему в такой хаос, чтобы её единственно возможным драйвом было движение к порядку системы, выросшей из хаоса. Но как довести хаос до такого хаоса, чтобы единственным выходом был порядок, который бы не привносился снаружи, а был естественен для меня до мозга костей, чтобы никто его туда не внесёт кроме меня, потому что если я не внесу, то так и будет хаос, хаос, хаос?

Из зала: Саша, пример привести можешь, как это происходит — из хаоса да в порядок?

— Вот они пришли и спрашивают: «А когда у нас перерыв?» Отвечаю: «Не знаю, когда у вас перерыв, тогда я пойду пить чай…» Или: «А когда мы уйдём?» Это понятно — все люди семейные, занятые. Для них это важно, но я не говорю и тогда они начинают выяснять, когда же начинать и когда заканчивать. В восемь начали спорить, в двенадцать закончили. Домой добрались к двум. Вот тут-то и начинается быстрая учёба.

Я встал и пошёл в туалет. Они тут же начинают шипеть и ругаться, начинают мгновенно создавать порядок, причём тоталитарный. И потом кто-то в серии восьмой мне орёт: «Ты создал тоталитарную секту». Ничего я не создал, я просто не сказал, кому и где сидеть, во сколько придём и во сколько уйдём и что будем делать. Я отдал им это право, это они создают.

Из зала: И это всегда на марафоне так?

— Нет… Всегда по-разному. По-разному настолько, насколько бывают разными два человека, помноженные на пятнадцать. Я не задаю правила, наоборот — убираю руки (я тут не при чём).

Из зала: Саша, а какова твоя роль?

Провокатора, трикстера, джокера! Моя роль — вести себя так, чтобы никто не догадался, чего я все-таки хочу. Если они не знают, чего я хочу, то сопротивляются неизвестно чему и тогда им нельзя ко мне привязать «что такое хорошо, а что такое плохо». Помните, песню: «Ты шел как бык на красный свет, ты был герой, сомнений нет. Никто не мог тебя с пути свернуть. Но если все открыть пути, куда идти и с кем идти?»

Пока ты знаешь что такое хорошо и плохо, то всё просто, а если ты ушёл с этой линии и тебя ни за что не поймаешь, ты жжешь, рассказываешь неприличные анекдоты, открываешь ноутбук или вообще поворачиваешься на бок и засыпаешь, то они в ужасе, они не понимают, к чему привязаться, ведь ты ведешь себя противоестественно, неуправляемо, хаотично и поэтому, в общем, очень по-человечески.

Из зала: Они начинают дружить против тебя?

— Ну да, это хороший способ, потому что в классике есть два способа сплачивать группы — либо на козла отпущения, либо на себя. Мне нравится, на себя. Во-первых, я деньги за это получаю. Во-вторых, я их намного меньше боюсь. В-третьих, это хороший тон для группы — сплачиваться против сильного, а не против слабого. Конечно, им трудно простить этого козла, который срубил гору капусты и пошёл спать. С одной стороны, как можно это простить? С другой стороны, он делает это настолько органично, причём честно предупредил об этом, так что и обвинение не цепляется, трудно с этим.

В какой-то момент они опускают руки.

«Спит? Может, в него ботинком запустить? Проснулся, но чувства вины у него в глазахкак-то не читается. Мда… Деньги мы уже отдали, пришли. Это судьба…»

И они начинают работать, строить правила, отношения. Тогда уж и я подключаюсь.

Из зала: Саша, насколько потом эта система применима в жизни?

— Во многом, потому что во главе этой системы лежат свобода и ответственность. По большому счёту ты можешь взять табуретку и огреть соседа или тренера (хотя, конечно, лучше связываться с тем, кто не огреет в ответ).

Это тоже самое, когда ты приходишь на работу и говоришь: «А чё?! Троллейбусы не ходят…», а потом смотришь на часы, на которых не 9.00, а 9.15 и понимаешь, что есть часы и открытая дверь. Это контекст, в котором чувство вины и чувство обиды не цепляются, как и «предъява» тренеру, что он спит.

«Почему он спит? А что он ещё может? А почему он тогда заинтересовался мной? Потому что спать устал, а происходящее здесь интересно?..»

Вот так это живёт.

Из зала: Итак, свобода, чувство ответственности. Что ещё в алгоритме?

— Алгоритм джунглей. Представьте себе, что голодная кошка вышла на улицу, увидела голубя и полчаса стоит неподвижно, потому что голубь большой, а расстояние, как ей кажется, составляет три прыжка, с которых она теоретически может его достать. За то время, что она будет прыгать, он поднимется не выше 40 сантиметров, и вот она в голове считает это, пока в какой-то момент не принимает решение и не бросается… Ей не хватило сантиметра или она недостаточно ловко взялась за перо — промахнулась. Можно, конечно, упасть вниз и следующие полчаса кататься по земле в чувстве вины, что она не смогла и что её мама не научила, и что голубь про неё подумает, и она совсем голодная. А можно искать другого голубя. Это две парадигмы. Две жизненные модели.

Наша, очень толерантная, модель — первая (тебя не научили, тебе не дали, тебя не воспитали).