Клод М Стил - Как стереотипы заставляют мозг тупеть

Известный Гарвардский организационный психолог Ричард Хакман и его коллега Ютта Оллмендингер рассмотрели этот вопрос относительно включения женщин в симфонические оркестры по всему миру. Их находки были захватывающими. В оркестрах с небольшим процентом женщин (от 1 до 10 процентов) женщин-музыканты чувствовали себя так же, как Сандра Дей О’Коннор в Верховном Суде до появления второй женщины-судьи. Они чувствовали интенсивное давление в том, чтобы отстоять себя и соответствовать мужской модели поведения на работе того, как вели себя хорошие участники оркестра. Оркестры, в которых процент женщин приблизился к 20 процентам от общей массы или около того (некоторая степень критической массы) еще были проблемы-проблемы, которые отличались от тех, когда женщины были только единицами в оркестре. И только когда доля женщин в оркестре достигала около 40 процентов, мужчины и женщины стали демонстрировать более положительный опыт общения с ним.

Поэтому трудно быть точным в отношении критической массы. Но слушая автомобильное радио в тот день в 2003 году, я знал, что Сандра Дей О’Коннор понимала, что критическая масса реальна и важна, несмотря на всю неточность этого понятия. Она пережила ее отсутствие и ее присутствие в своей жизни.

Судья О’Коннор, возможно, желала бы, чтобы мир был проще: например, что мы все просто личности, что в любой школе и на любой работе была по существу одинаковая ситуация для всех независимо от идентичности. Она наверняка хотела, быть единственной женщиной в Верховном Суде равнялось тому, каково быть мужчиной в Верховном суде. Она могла бы предпочесть интерпретацию закона, который бы строго учитывал только взгляд на индивидуальность и не признавал бы групповую личную идентификацию. Ее все-таки воспитали на приграничном Западе, в регионе, известном своим индивидуализмом. Но она также знала свой собственный опыт. И, в конце концов, решение по Мичиганскому университету она вынесла, опираясь на него. Вместе с О’Коннор в качестве решающего голоса, Мичиган проиграл дело бакалавриата (за использование методов, которые считались слишком близкими к строгому квотированию), но дело юридической школы, которое сохранило право университетов рассматривать расу как один из нескольких важных факторов при принятии решения – это сигнал суда о том, что он считает критическую массу студентов из меньшинств важной для умения студентов функционировать и учиться в университетской среде. Это дело о том, что Мичиган выиграл.

Сандра Дей О’Коннор испытала интенсивную угрозу идентичности в обстановке, имеющей для нее большое значение, такой, в частности, как Верховный Суд. Центральный вопрос этой главы состоит в том, что делает эту угрозу ощутимой и что определяет, насколько сильно человек от нее зависит?

Моя первая догадка, как я уже признался, следовала за моими психологическими наклонностями. Должно быть что-то психологическое в том, что делает человека восприимчивым к угрозе – отсутствие уверенности в себе, повышенная чувствительность к возможности дискриминации, низкая готовность к борьбе с разочарованием. Но наши ранние исследования показали другое направление. Люди, наиболее пострадавшие от этой угрозы, были такие люди, как Сандра Дэй О’Коннор, Рут Бейдер Гинзбург и учащиеся из числа меньшинств и женщин в топе группы. Если еще большие способности достигать своей цели были необходимы для преодоления угрозы, то это было почти невозможно.

Поэтому мы начали изучать роль обстоятельств. Таким образом, мы дошли до идеи личной идентификации, конкретных обстоятельств, которые сопровождали личность человека в конкретных ситуациях. Она привела нас к следующей идее: то, что определяет, какую степень угрозы идентичности человек чувствует в обстановке, – это ключ к обстановке, который может сигнализировать об идентификациях, такой ключ, как в случае О’Коннор, было повышенное внимание к ее решениям по сравнению с решениями других судей и вопросы, которые ей задавали, руководствуясь гендерными стереотипами и так далее. Мы пришли к рабочей гипотезе о том, что заставляет чувствовать угрозу идентичности и что дает ей влияние: это более чем индивидуальные черты, сигналы личной идентификации в обстановке.

Пока мы думали об этом, у меня произошло событие, которое наглядно проиллюстрировало мне эту мысль. Я посетил стартап Силиконовой долины. Возрастные сигналы там были повсюду. Генеральному директору было двадцать шесть лет, а остальные сотрудники были моложе его. Велосипеды висели на крючках над рабочими кабинками сотрудников. Играла музыка, которую я никогда раньше не слышал. Я чувствовал себя старым. Я представлял, как бы я себя чувствовал, если бы работал там. Я представлял, что беспокоюсь о своих коллегах. Они могли не иметь общего предубеждения против пожилых людей, но в этой ситуации они бы увидели меня стереотипно – как «пожилого человека без компьютерной смекалки». Они могут встретить меня с покровительственно низкими ожиданиями или обесценивать мой вклад в рабочий процесс. Они могут рассматривать меня как малоинтересную личность или даже беспокоиться, что общение со мной будет стоить им статуса, и не садиться рядом со мной в кафетерии или на собраниях. Я мог бы беспокоиться обо всех этих идентификациях, даже если никто в фирме не сказал бы мне ни слова. Велосипеды, висящие над кабинками, или какая-то музыка этих сигналов вокруг было бы достаточно.

Данная идея стала нашим главным исследовательским вопросом: могут ли сигналы, часто невинно появляющиеся сигналы, которые, казались естественными, неизбежными ингредиентами ситуации, регулировать, как сильно человек ощущает угрозу идентичности?

Есть веские причины так думать. Если вы интегрируетесь в обстановку (как О’Коннор в Верховном Суде, как Тед на занятии по афроамериканской политологии) тогда бдительность к возможным личным идентификациям находится в центре внимания. И какая еще имеется релевантная информация кроме характеристики обстановки? Часто больше ничего нет. Это не самая простая задача. Любой конкретный сигнал может рассказать вам все, что вам нужно знать, или ничего вообще. Вы постоянно должны выискивать, используя иногда множественные сигналы, чтобы отыскать значение. Количество телефонных сообщений, которые получала Судья О’Коннор от репортеров после решения суда могло говорить ей о том, что ее роль в решении находится под особым вниманием – ее личная идентификация в суде. Или тенденция обращения адвоката к зрительному контакту только с судьями мужского пола могла говорить ей о том, что ее пол умаляет ее положение в зале суда – еще одна личная идентификация. Она не знала наверняка. Эти детали могли ни о чем не говорить. Но на каком-то уровне явно или неявно она, вероятно, перебирала их, пытаясь их понять и используя для этого ценные когнитивные ресурсы.