Сергей Белорусов - Очерки душевной патологии и возможности ее коррекции соотносительно с духовным измерением бытия

Для того, чтобы успешно действовать в этом мире, человек неминуемо должен ограничить себя и чем раньше это произойдет, тем более высоких результатов он достигает. В одной из ранних песен «Аквариума» встречается метко схваченный и узнаваемый образ «блестящего дилетанта» и примечательно, что он предстает перед нами «на пути в гастроном». Печально. Просто этот человек не понял, что нельзя рассчитывать стать одновременно профессором математики МГУ и балериной Большого Театра.

В современной психологии есть мнение, что комфортное состояние в ситуации выбора, то есть реализация богоподобного дара свободы, есть показатель высокого уровня личностной зрелости. А любой выбор представляет собой не только «да» одному варианту, но и отчетливое «нет» противоположной возможности.

В любом выборе присутствует, таким образом, отвержение недолжного. И пост можно воспринять как великолепную возможность тренинга наслаждения выбором — отвечая «нет» скоромной пище, мы проникаемся принципом «да» более высоким устремлениям жизни. Наконец, собственно духовные аспекты поста представлены тем, что человек чаще находит себя перед насущностью вопроса — «зачем я это делаю» и оказывается перед необходимостью уяснения смысла — откуда я пришел, куда я иду, в чем значимость моего пути.

Возвращение к подобным «вечным» вопросам приводит человека к чувству благоговения перед Тайной бытия, почтительности к тем, кто шел этим путем перед ним, доброжелательности и уважению по отношению к спутникам на этом пути.

Каждый из нас, читающих это, а стало быть, существующих на данный момент бытия, обречен на рождение и смерть. Большинство из нас обладает опытом родительства и будет находиться в переживании старости. Попробуем присмотреться к последнему этапу человеческой жизни и уяснить его смысл, если таковой существует.

Старость, увядание, становление эротически непривлекательным и физически немощным. Это неизбежно, а порой страшно и непереносимо. Особенно трагично для тех, кто был заметен и преуспевающ в облике, неотрывно связанном с восприятием красивости извне, как оптимальной формы само-раскрытия. Утрата этой формы и последующее восприятие себя неизбежно деградирующим вопринимается не менее как катастрофа. Здесь мы имеем в виду героев масс-культуры, типа рок-звезд, даже провозгласивших принципом «умри молодым» в противоположность подвижникам разума, которые остаются и даже становятся более красивыми в увядании: Гете, Хайдеггер, Дали, Гинзбург.

Меж тем, в современной цивилизации накапливается все больше людей, перешагивающих 50—60 летний рубеж и вступающих в старость. Если известны претендующие на фундаментальность психологические осмысления неизбежности конца существования: (Э. Беккер, И. Ялом, Ваш покорный слуга, упомянув лишь некоторых), то придание смысла последнему периоду земного бытия пока фрагментарно. Попробуем поразмыслить?

Есть тезис: для язычников время — циклично, для христиан — устремляющееся. Может быть здесь разгадка? Ведь одному и тому же явлению может быть придано разное значение. Как говорится, ножом можно убить человека, а можно, хирургически, его спасти. Итак, старость — нож. И большинству он взрезает суть личности. Так суждено? Так задумано? Так предложено?

Ну, известно, что происходит в старости. Мы становимся либо располневшими, либо высохшими. Мы покрываемся морщинами и пигментными пятнами, теряем выразительный блеск глаз. Нам труднее обрести новых друзей, нам почти невозможно обрести новые отношения любви, мы все более склонны оказываться в изоляции.

Если считать религию порождением человеческого сопротивления против бессмысленности бездушного бытия, то цивилизация, как могла, защищалась. Известно, что первоначальной формой религиозности был культ предков-покровителей и, очевидно производное от этого, форма повиновения мудрецам-аксакалам. Таким образом, старость наделялась смыслом.

Но, увы, чисто человеческим. Сравнительно, как в армии, существует термин «дед». Неважно, как он служил, важно, что дошел до «дембеля». Значит ему атрибутируется рассудительность и обеспечивается прислушивание к его мнению. Тот кто старше, тот и прав — формула архаичной религиозности. На том простом основании, что он более времени провел в этой форме жизни.

Но армейский «дед» хорош залогом новой жизни, пересмотрим веселый фильм «ДМБ» сценариста о. Иоанна Охлобыстина. А реальный дед или бабушка? Обрюзгшие внешне, а внутренне, по меткому выражению классических психопатологов, становящихся «карикатурами на самого себя», когда гротескно выступают компенсированные ранее слабости натуры? У классика, средних лет Манилов и Собакевич, куда как человечески понятнее и приятнее престарелых Коробочки и Плюшкина.

Это фатально? Это предстоит нам всем? А вот тут ответ зависит от мировоззренческой позиции. То есть —либо жизнь земная упирается в смерть как в финал, либо это начало чего то неизвестного, но во многих духовных традициях, обетованного нам, началу иной формы личностного бытия.

Итак, если для нас это конец — мы неминуемо опускаемся. Теряет свою остроту Шекспировский вопрос — «быть или не быть». А когда впереди — «не быть», то замедление биологических ритмов неизбежно. И мы становимся заложниками животного нашего начала. Каждый видел у городского подъезда: девчонки громко смеются и прыгают на одной ножке, бабушки — чинно сидят на лавочке, предаваясь негативным обсуждениям творящегося вокруг. То биология.

Но есть, увы немногочисленные, примеры ортодоксальной старости. То есть старости «орто — правильно славящей». Ламы Тибета (ну помните, Итигелов, в нужный ему возраст решивший правильно умереть и сохраняющийся, как уверяют буддисты, в «третьем» состоянии жизни). Наш православный митрополит Антоний Сурожский — кто увидит видео его выступлений, не будет помышлять о дряхлости, ее просто не было, не в телесном, ни в интеллектуальном смысле.

Итак, тезис: старость, когда сознательно или нет, но мыслится как конец — безобразна. И то же состояние, когда этот период видится переходным — прекрасна.

Ребенок — беззащитен, асексуален, гибок, адаптируясь. Взрослый — защищен, сексуален, функционален, адаптирован здесь. Старец — неуязвим, асексуален, напряжен, приготовившись к переходу на новый уровень бытийности. А потому прекрасен каждый возраст человека и нет деградации, если все проживается аутентично, есть только согласие: let it be…

— Сергей Анатольевич, через искушение впасть в блуд проходит большинство.