Борис Шипов - Великая ложь. Теория любви: мифы и реальность.

«Воспроизводство частной собственности на средства производства немыслимо без воспроизводства частных собственников. И семья в классовом обществе представляет собой ячейку не просто по воспроизводству людей, но по воспроизводству частных собственников. Такое воспроизводство осуществляется через наследование, т.е. передачу собственности на средства производства от одного поколения к другому, от отца к сыновьям. Существование частной собственности немыслимо без наследования» {102}. «Все это с неизбежностью порождало у мужчин стремление обеспечить достоверность своего биологического отцовства. То была объективная необходимость, имевшая корни в существующей системе социально-экономических и семейно-экономических отношений» {103}.

Первоначально, в доклассовом обществе, «мужчина был связан с детьми не непосредственно, а только через жену. Он был обязан участвовать в содержании детей только потому, что был мужем их матери. Понятие «отец» совпадало с понятием «муж матери».

Когда мужчина стал единственным иждивителем, положение изменилось. Его иждивенческие отношения к детям приобрели прямой, непосредственный характер. Что же касается отношений наследования, то они иного характера, кроме прямого, в обществе классовом иметь и не могли. Эти прямые связи отца с детьми требовали наглядного и понятного обоснования. И оно было найдено — в биологическом отцовстве. Общественные по своей природе отношения иждивения и наследования были осознаны как производные от биологической связи между отцом и детьми. Биологическое отцовство ... выступило в качестве основания социального отцовства.

Результатом был взгляд на социальное и биологическое отцовство как на явления, полностью тождественные» {104}.

Уверенность в достоверности своего биологического отцовства «могла быть удовлетворена лишь при условии исключения возможности вступления женщин в половые отношения с каким-либо другим мужчиной кроме мужа, причем не только после, но и до замужества. Отсюда требование к женщине не только быть верной мужу, но сохранять девственность до вступления в брак. Во всех сколько-нибудь развитых классовых обществах потеря девушкой целомудрия считалась величайшим позором, а измена мужу рассматривалась не только как нарушение норм морали, но как преступление, влекущее за собой суровое наказание. На ранних стадиях развития классового общества муж нередко имел законное право убить жену, уличенную в измене, не говоря уж о других мерах наказания…

Во многих обществах отец имел право наказать дочь, опозорившую его имя вступлением в добрачную связь. Строжайший запрет девушке вступать в половые отношения был связан не только с тем, что это могло лишить ее родителей перспективы выдать ее замуж. Результатом внебрачной связи мог быть ребенок. И у этого ребенка не было места в существующей системе отношений. У него не было законного иждивителя. Мать в такой роли выступить не могла, а социального отца он не имел» {105}.

Моногамия, как разъяснял еще Ф.Энгельс, «отнюдь не была плодом индивидуальной половой любви, с которой она не имела абсолютно ничего общего» {106}.

«Существование в классовом обществе строжайшего запрета женщинам вступать в половые отношения вне брака было объективной необходимостью» {107}. «Что же касается мужчин, то их позиция была крайне противоречивой. Каждый мужчина, который был мужем и имел дочерей, конечно, хотел, чтобы другие мужчины соблюдали эту норму, но для него самого следование этой норме не всегда было желательным. Что же касается неженатых мужчин, то они вовсе не были заинтересованы в соблюдении этой нормы. В результате в классовом обществе запрет половых отношений вне брака, когда он существовал, имел реальную силу по отношению лишь к женщинам, но не к мужчинам» {108}.

«Моногамия» — общепринятое, но тоже явно неудачное название. На ранних стадиях развития этот брак отнюдь не всегда связывал одного мужчину с одной женщиной, нередко встречались браки одного мужчины с несколькими женщинами, то есть полигамия или многоженство. Но отношения мужа с каждой из жен здесь точно такие же, как и в моногамном союзе. По существу, при полигамии мужчина состоит в нескольких браках одновременно, следовательно, полигамия есть всего лишь вариант моногамного брака. Но тогда, с учетом того, что «моно» значит «один», получается полная бессмыслица. А потому Семенов предлагает заменить название «моногамный брак» другим: «патриархический брак», соответственно, «патриархическая семья», подчеркивая тем самым основу — власть отца.

Эгалитарный (современный) брак

С развитием капитализма женщины стали массами привлекаться на производство. В результате «перед женщинами открылась возможность непосредственно включиться в систему социально-экономических отношений, получить долю общественного продукта прямо от общества.

Это неизбежно привело к изменению их положения как в обществе, так и в семье. Жена, занятая в общественном производстве, не только не является иждивенкой мужа, но, наоборот, выступает наряду с ним в роли иждивителя. Не только муж, но и жена участвует в содержании детей. Самостоятельный заработок сделал женщину равной в экономическом отношении с мужчиной, что неизбежно начало подрывать его господство» {109}.

«Вовлечение женщин в общественное хозяйство само по себе еще не могло обеспечить их равенство с мужчиной, ведь их зависимость от мужчин была закреплена в праве. Включение женщин в систему социально-экономических отношений с необходимостью предполагало изменение их правового положения.

Но это не могло произойти автоматически. XIX век характеризовался возникновением и ростом женского движения, участницы которого боролись за уравнение женщин в правах с мужчиной. Оно получило поддержку со стороны всех прогрессивных сил, и, прежде всего рабочего класса. И хотя не сразу, но результаты начали сказываться» {110}.

В конце XIX — начале XX вв. сначала в Европе, а потом и в других странах были приняты законы, существенно расширившие имущественные права женщин; им предоставили право голоса (хотя и не везде), разрешили поступление в высшие учебные заведения.

Теперешняя форма брака патриархической называться уже не может: господство мужчин ушло в прошлое. Однако новое название для нее пока еще не установилось. Было предложение назвать новую форму брака «биархатом», что примерно можно перевести как «двоевластие». Но если власть у обоих, какая же это власть? Куда удачнее название, предложенное Семеновым: «эгалитарный брак», где подчеркивается равенство сторон.

Почти столетие существования эгалитарного брака — вроде бы вполне достаточный срок, чтобы договориться о его названии. Однако не договорились, хотя о семейных проблемах пишут немало. Это лишний раз доказывает, что до массового и даже научного сознания мысль о принципиальном различии между сегодняшней и вчерашней формами брака еще не дошла: сегодняшний брак продолжают считать лишь улучшенной — да и то многие спорят, улучшенной ли — модификацией брака вчерашнего.