Борис Шипов - Великая ложь. Теория любви: мифы и реальность.

Просто поучать и запрещать — малоэффективно. Много веков христианская церковь проповедовала: «Целомудрие сочетает человека с небом. Хорошо брачное целомудрие, но еще лучше воздержание вдовства, а лучше всего девственная непорочность». А что толку? Сами священнослужители, монахи и монахини, основное занятие которых — молитва, чтение душеспасительной литературы и выслушивание поучений, вовсю грешат. А потому нет никаких оснований сомневаться, что светская молодежь поучения в том же духе и вовсе пропустит мимо ушей.

Но есть хитрый обходной путь. Развернем производство любовной литературы. Пусть молодежь читает про отношения полов, пусть мечтает и сопереживает. При этом надо всего лишь обрисовывать их так, чтобы протащить мысль, что сексуальные влечения по природе своей — пошлость и грязь, о которой порядочному человеку даже думать неприлично, но когда в отношениях между мужчиной и женщиной присутствует возвышенная и загадочная сила особой природы под названием «любовь», стремление к поцелуям и объятиям вполне оправдано.

Поскольку сексуальные страсти совсем не отрицаются, интерес к такой литературе гарантирован. С другой стороны, исподволь формируется внутренний нравственный барьер, при котором любые проявления сексуальности подавляются до тех пор, пока отношения с противоположным полом не приобретут устойчивость и большую напряженность чувств. Тем самым устраняется наибольшая опасность — половые связи, могущие возникнуть на почве краткосрочных симпатий.

Первым все это понял опять же Л.Н.Толстой: «Я часто думал о влюблении, о хорошем, идеальном, исключающем всякую чувственность -- влюблении, и не мог найти ему место и значение. А место и назначение это очень ясное и определенное: оно в том, чтобы облегчать борьбу похоти с целомудрием. Влюбление должно у юношей, не могущих выдержать полного целомудрия, предшествовать браку и из­бавить юношей в самые критические годы от 16 до 20 и больше лет от мучительной борьбы. Тут и место влюблению. Когда же оно врывается в жизнь людей после брака, оно не уместно и отвратительно» {283}.

Девица на выданье, начитавшись романов и наслушавшись разговоров о любви, в которых опять-таки пережевываются романные истории, прочно усваивает определенный круг представлений и правил: можно разговаривать и кокетничать с молодыми людьми, можно танцевать с ними и приглашать их (с позволения маменьки) в гости. Но ни малейших физических контактов, никаких самых отдаленных намеков на них, поскольку это грязь и оскорбление! Однако, если с кем-то из упомянутых молодых людей завяжутся чувства, подходящие под романные описания, то есть, испепеляющая страсть нацеленная на брак, тогда можно и поцеловаться и даже позволить еще кое-что.

Такой же барьер встает и перед благовоспитанным юношей. Совершенно недопустимо и недостойно для порядочного человека приставать к девушке с прикосновениями и поцелуями, пока взаимные чувства не достигли необходимого градуса. Но после возникновения любви, то есть таинственного притяжения, ничего общего не имеющее с половым, молить о поцелуе и о других милостях не только допустимо, но даже нравственно оправдано.

Конечно же, получается далеко не полное решение проблемы, но уже неплохо, родителям все же гораздо спокойнее: никаких физических контактов не будет, пока чувства не раскалятся должным образом. Однако на это требуется время, да и заметить нетрудно.

А далее вторая оборонительная линия. Допустим, родители не доглядели, сексуальные страсти все же разгорелись и грозят внутренний барьер преодолеть. Но! Следуя твердо усвоенным представлениям о Настоящей Любви, не видя иного способа удовлетворения этих страстей в полном объеме, молодые люди будут стремиться к браку. Только вот без согласия родителей вступить в брак довольно проблематично. Конечно, можно убежать из дома и обвенчаться тайком, однако это означает оставить себя без приданого, без наследства, без финансовой поддержки. Подобная перспектива даже на самые горячие головы действует очень остужающе.

Запутывание вопроса

Противопоставление любви и полового влечения — совершенно необходимое условие создания барьерного эффекта. Если признать, что любовь порождается половой потребностью, значит, придется признавать, что никакого качественного различия между любовью и другими видами сексуальных отношений не существует. Но тогда одно из двух: либо любовь — такое же свинство, как и все прочее, либо сексуальные страсти, наблюдаемые при влюбленности или «просто увлечении», заслуживают точно такого же оправдания, как стремление к поцелуям и объятиям, порожденное любовью.

Признав любовь свинством, приходим к христианскому отрицанию секса, давно доказавшему полную свою неэффективность. Признав родство между любовью и более поверхностными увлечениями, рушим барьер. А потому единственно возможный выход из положения заключается в том, чтобы объявить любовь страстью, порождаемой чем угодно, но только не половой потребностью, при этом, однако, оправдывающей и облагораживающей ее проявления. Вся художественная литература вкупе с наукой до сегодняшнего дня служили и служат обоснованию этого замысловатого тезиса.

Запутывание вопроса о сущности любви также совершенно необходимо. Чем больше неразберихи в высказываниях о ней, чем больше жалоб ее на загадочность и непостижимость, тем больше сомнений: любовь у меня или просто похоть, соответственно, тем труднее преодолеть внутренний барьер.

И любовь заполонила книжный рынок.

Превентивная война

Роман часто называют зеркалом жизни. Усилиями пишущих людей получил распространение трогательный образ: идет по дороге путник и несет зеркало, в котором попеременно отражаются то краешек неба, то лужи на обочине. Путник, естественно, — писатель, зеркало — роман. И что вы к нему пристаете, если в зеркале иной раз отразится грязь?

Однако, когда мы прилагаем этот образ к романам о любви, получается нечто в высшей степени странное и нелогичное. Все дружно утверждают, что «настоящая» любовь — большая редкость. Очень многие сомневаются, существует ли она вообще. То одному, то другому французскому мыслителю приписывают фразу: «Любовь похожа на привидение: все о ней говорят, но никто ее не видел». А романы заполнены и переполнены этой самой любовью! Которая большая редкость и которую никто не видел.

Получается, что у путника, идущего по дороге жизни, в руках или на спине не зеркало, а хитрый аппарат: нечто вроде плоского телевизора, в котором без конца мельтешат объекты, встречаемые на дороге крайне редко, а то и не встречаемые вовсе.

Если бы во всех книгах по зоологии больше половины текста дружно стали бы отводить некоему редчайшему зверю, в существование которого к тому же нет полной уверенности, сам собой возник бы вопрос: зачем это нужно? И кто это оплачивает?