Владимир Лебедев - Психология и психопатология одиночества и групповой изоляции

У М. К. Магилянцева находим: «В замкнутом коллективе оттачивается способность людей понимать эмоциональное состояние друг друга. Казалось бы, хорошо, но это очень опасно — узнавать друг друга до дна в условиях плохой совместимости, ведь на дне можно отыскать слишком многое, чтобы уязвить человека и сильней и больней. Даже если вы не ищете ссоры, то все равно угадываются те варианты поведения коллеги, от которых вы уже устали» ( 125, с. 38).

Проведя исследование на высокогорных гидрометеорологических станциях профессор П. П. Волков также отмечает, что необходимость совместного проживания в непосредственной близости друг от друга, постоянная необходимость подавлять свои истинные чувства и желания обуславливает эмоциональную напряженность сотрудников высокогорных гидрометеорологических станций, которая «в конце концов выливается в открытый конфликт» ( 39, с. 142).

Об этом свидетельствуют и испытуемые, находившиеся год в условиях групповой изоляции. «Как трудно бывает временами спокойно смотреть в глаза другому, — пишет А. Н. Божко. — А ведь сидеть за одним столом, дышать одним воздухом и находиться в весьма ограниченном помещении нам придется еще много месяцев. Никуда нельзя уйти!» ( 21, с. 37).

По сути, мы здесь сталкиваемся не с иллюзорной открытостью мыслей, имеющих место у душевнобольных, а с реальной ситуацией «чтения мыслей» участников длительной групповой изоляции.

Неполная или полная открытость духовного мира человека сопоставима, в какой-то мере, с прикрытостью определенных участков тела. И та и другая социально детерминированы и в своей основе имеют чувства стыда. В. Х. Кандинский образно сравнивает состояние одного больного, чьи мысли стали «открытыми и звучащими для окружающих», с положением «стыдливой девицы, с которой на балу спадает платье и которая при ярком свете люстр и на глазах гостей остается совершенно нагой».

Это чувство в условиях «публичности» явно сопротивляется полному обнажению человеком как своего духовного мира, так и своего тела в присутствии особенно посторонних людей. Если в обычных условиях человек может скрывать от других мысли и чувства, обуревающие его в данный момент, то в условиях групповой изоляции это представляет большие затруднения, что и вызывает эмоциональную напряженность. В подтверждение сказанного приведем несколько наблюдений и самонаблюдений.

Р. Бэрд: «Когда сорок различных индивидуальностей ведут скученное существование в течение долгих месяцев, то все, что делаешь, говоришь, даже думаешь, становится достоянием всех. Тут уж никого не обманешь. Рано или поздно должна вскрыться сущность человека. Этот неизбежный процесс может превратить полярную ночь для некоторой категории людей в кромешный ад» ( 29, с. 233). Это положение особенно ярко проявляется у некоторых молодых людей, которые начитавшись популярной литературы или насмотревшись видеофильмов, начинают копировать понравившиеся им черты какого-нибудь «героя». Такие люди стараются быть общительными, веселыми, добрыми — обычно намного лучше, чем они есть на самом деле. Но продержаться на уровне своего идеала, который не вошел, что называется в их «плоть», можно не так уж долго. Через полтора-два месяца чужая маска «слетает» и обнажается истинное лицо.

«Исследователи единодушны во мнении, — отмечают В. В. Борискин и С. Б. Слевич, — что основной фактор, определяющий эмоциональные реакции отдельных лиц и коллектива в целом — это ограниченность жизни пределами станции. Именно этот фактор, а не холодный климат, не опасности работы и трудности быта определяют психическую напряженность членов зимовки. Человек, постоянно находясь в обществе одних и тех же людей, вынужден строго контролировать свои эмоции. И чем меньше людей на станции, тем больше психическое напряжение... При изоляции в тяжелых природных условиях ярко проявляются как хорошие, так и плохие черты характера. Недовольство, зародившееся у одного, может быстро заразить всю экспедицию» ( 21, с. 31, 34).

О доступности проникновения в духовный мир других людей в этих условиях свидетельствует и Е. Терещенко: «Мне представилась возможность увидеть человека, его душу, как бы под увеличительным стеклом» ( 178, с. 19). Психическое состояние, когда трудно скрывать свои переживания от других, один из испытуемых образно сравнил с «психологическим стриптизом», а другой с «эксгибиционизмом».

В ряде случаев фактор публичности может вызывать у лиц, наиболее болезненно переносящих состояние «наблюдаемости», своеобразный комплекс переживаний физической обнаженности и психической открытости. Так, когда Г. Г. Береговому стало тягостно переносить наблюдение за ним, он повесил на объективы телекамер салфетки. По требованию экспериментаторов ему пришлось их снять. Через некоторое время ему стало казаться, что окуляры мониторов начали за ним слежку. «Внезапно я почувствовал себя чуть ли не голым, — пишет он. — Ощущение было настолько неожиданным и острым, что захотелось ощупать себя, чтобы убедиться в том, что и без того было ясно: я одет» ( 14, с. 13).

Как уже говорилось, испытуемая Н. также тягостно переживала то, что за ней непрерывно наблюдали. Эта мысль не покидала ее не только в свободное время, но и в период выполнения работы, предусмотренной программой. Она рассказывала, что постоянно следила за собой, боясь «выглядеть неприлично». В конце опыта ей стало казаться, что экспериментаторы, находящиеся в аппаратной, читают ее мысли по лицу, глазам, мимике, по ЭЭГ (кстати, она не знала о возможностях этой аппаратуры), что она «полностью раскрыта». Она безуспешно пыталась бороться с состоянием «раскрытости». Появилась эмоциональная напряженность, тревожность, плохой сон. После выхода из сурдокамеры некоторое время чувствовала себя неловко с сотрудниками, проводившими эксперимент. Мысль о том, что о ней известно больше, чем бы она хотела, не покидала ее. Эта реакция была расценена не как заболевание, а как переходная фаза от здоровья к болезни.

Этот «ад», по выражению Р. Бэрда, для некоторой категории людей заканчивается развитием реактивных психозов. Он пишет: «Во время свой первой зимовки в Антарктиде, — я много часов провел с человеком, который находился на грани убийства или самоубийства из-за воображаемого преследования, что его мысли полностью открыты и «читаются» другим человеком, бывшего ранее его верным другом» ( 173, с. 240). По данным Ф. Лоу ( 114), в 1959 г. с американских антарктических станций было эвакуировано шесть человек душевнобольных. Психические заболевания возникали на австралийских и других станциях. Конечно, в развитии психозов в экстремальных условиях повинна не одна какая-либо причина, а их комплекс, среди которых большой удельный вес, по мнению Ф. Лоу, занимает постоянная «публичность».