Роже Дадун - Фрейд

Отрешившись от формы Моисея, монополизирующей наше восприятие и блокирующей интуицию, столь необходимую для понимания темы Фрейда, мы можем увидеть выступающую из каменного монолита фигуру первобытного Отца, дважды окаменевшего: в своей исторической мифической функции, олицетворяя силу смерти и окаменения для всего племени, которое он держит в оцепенении и страхе, и убитый сыновьями, он превращается в окаменевший труп, в существо из камня. Мертвый или живой. Деспот - это камень, вокруг которого группируется плотная масса орды, инертная и окаменевшая от ужаса. Так Монолит, бесформенная глыба мрамора, из которой был высечен "Моисей", поражающая наш взгляд при условии его готовности к этому, заключает в себе и выражает главные составляющие Орды: абсолютного Деспота, живого и терроризирующего всех, убитого Отца и сплоченную толпу орды.

Грубая "мускульная сила", на которой, как уточняет Фрейд, основывается власть Деспота, и длинная, почтенная борода Пророка выражают несомый Моисеем отцовский символизм и широко обыгрываются в многочисленных психоаналитических и других интерпретациях. Но динамика формы позволяет преодолеть этот несколько ограниченный и, следовательно, банальный исторический образ и увидеть в нем его главное антропологическое значение: зарождение Мятежа, Восстания против Отца. Мощная мускулатура вначале выступает в качестве черты Деспота: внушительная колонна правой ноги тяжело опирается на основание, ее продолжением и усилением служит выразительная атлетическая мускулатура левой руки, образующей в своем изгибе жесткий прямой угол. Общий строй драматизируется и выводится из равновесия другим, нервным и странным движением, как бы скрытым: левая нога, сдвинутая назад, опирается на концы пальцев, левая рука, также слегка откинутая назад, сильно согнута и покоится на Таблице законов. И, наконец, поворот головы нарушает фронтальное положение фигуры, в противоречивом движении направляет ее в сторону, к какой-то иной цели. Мятежный Сын готовится вскочить и сразиться с Отцом!

В статуе Микеланджело заключен тройной "отрыв", отвечающий трем подвигам: антропологическому, который необходимо поставить "в начале" - мятежный Сын через преступление отрывается от окаменевшей, галлюцинированной массы Орды и от несущей смерть массы Деспота, наконец побежденного и окаменевшего в виде надгробного камня; эстетическому и историческому, проявившемуся в искусстве, знании и истории - это работа, созидание художника, Микеланджело, "Поэта", вырвавшего из блока мрамора, первичной, бесформенной массы, вывезенной из Каррары или Пентелики, как из пространства смерти "колоссального мавзолея", единственную, индивидуальную, гармоничную, полную жизни человеческую форму, обладающую огромным историческим и религиозным значением, заключенным в имени библейского Героя, каким его можно созерцать вместе с Фрейдом в нише церкви Сен-Пьер-о-Льен; и, наконец, интеллектуальному - это аналитический и теоретический акт самого Фрейда, написавшего свою поразительную работу "Моисей и монотеизм", благодаря которой он по-своему отрывается от еврейской массы и входит в образ восставшего Сына, "неверного еврея" (как он сам пишет), считающегося даже предателем в некоторых еврейских кругах, не готовых преодолеть иллюзию и оцепенение, созданное галлюцинацией первобытного деспота.

Но мы можем увидеть в этой фрейдовской неверности отважную верность тому, что является традицией еврейского мозаического восстания: своим удивительным положением о Моисее-египтянине Фрейд отнимает у евреев наиболее уважаемого вождя, Отца-Основателя, мешая им тем самым сплотиться, застыть вокруг этого воплощения первобытного Деспота, превратиться в "сплоченную" массу, в орду, отдающуюся иллюзии и галлюцинации, в то время как их главным антропологическим призванием было стремиться к братскому мятежу, к столкновению с Отцом, реальным или обожествленным, постоянно разжигать чувство непокорности. Борясь с религиозными, политическими или культурными иллюзиями - главными врагами Фрейда, - евреи смогли бы сохранить в определенных исторических формах типичные черты первобытного клана братьев: бегство и кочевую жизнь, изгнание в пустыню, бунт индивидуумов, интеллектуальную эротику, либидо, питаемое древними Матерями...

"Моей единственной целью, - писал Фрейд в "Моисее и монотеизме", - было ввести в историю еврейского народа Моисея-египтянина". Этот скандализирующий, непокорный, вызывающий жест Фрейда нарушил историю, ее однородность и единство, добавил к ней - "истории еврейского народа" - новый раздел, введя совершенно чужеродный фактор, фигуру древнего мифического врага - "египтянина". Как пишет Фрейд, Моисей принес евреям "впечатляющий образ отца", "единого, вечного, всеобъемлющего Бога", то есть суть монотеизма, где торжествует принцип отца. Но важно видеть также, как одновременно с отцовским принципом между Моисеем и монотеизмом возникает братский принцип отрыва, скрытой или открытой вражды с отцовской властью, сообщничества с восставшими, с жертвами. В нем заключена скрытая свободная энергия, проходящая под знаком "Моисей и монотеизм", поскольку именно против Отцов и Хозяев общества и египетского пантеона выступает, восстает Моисей. Отрываясь от своего племени, от орды, превращаясь, по словам Фрейда, в "ренегата", предателя, врага своих собственных братьев-египтян, подчиненных власти, он, во всей своей неповторимости, принимает путь бегства, изгнания, вступая в соглашение с кочевым семитским племенем, с рабами, чужестранцами, евреями. Так он становится братом жертв, которых вырывает из египетского ига и ведет в пустыню - для нового союза и нового согласия.

Видимо, в этом ключе следует рассматривать "Моисея" Микеланджело. Как Фрейд полагает, Моисей только что получил от Яхве Таблицы свода законов, и гнев охватывает его при виде евреев, поклоняющихся золотому Тельцу. Однако общее движение тела и направление взгляда вверх позволяют предположить, что Моисей устремляет взор к Небесным высотам, собирается отправиться к Яхве и затеять с ним жестокий и трудный спор, который будет длиться сорок дней и сорок ночей. Будучи представителем мятежных братьев, разбивших лагерь в пустыне (и обуреваемый "сильными эмоциями", по словам Фрейда), Моисей собирается предложить Яхве текст, плод своего социопоэтического труда, то есть основы организации общества, чтобы тот подписал его, и это бы стало актом признания восставших братьев. Этот акт замещает в своей функции убийство Отца, поскольку кладет начало человеческому обществу, но на других основах. Уже не чувство вины становится определяющим, а необходимость соглашения, не жесткие рамки, а религиозность, питаемая бесконечным критическим анализом текста закона, каков бы он ни был. Общество - это теперь не компактная масса, ведомая отцом, а разнообразные братские группы, организованные на демократических началах, мозаическая организация, основанная на принципе "братьев-врагов", введенном Моисеем, египтянином, "создавшим евреев", и "евреем", убитым своими братьями.