Гэри Чепмен - Пять песен о нас. История о настоящей любви

Я посмотрела на него таким взглядом, каким смотрят на мужа или ребенка, опрокинувшего стакан на кухне.

– И все? Вы полагаете, что моя жизнь изменится, когда я растоплю снег?

Он улыбнулся, как будто когда-то уже слышал такие слова, и дал мне деревянную ложку.

– Держите ковшик над огнем и мешайте тающий снег. Попробуйте.

– А мне не надо щелкнуть каблучками и сказать, что лучше дома места нет?

В уголках его глаз появились морщинки. Я увидела возрастные пятна на его руках. Понимающий взгляд. Кивок головой.

Я подержала ковшик над огнем. Белый снег медленно терял цвет и становился прозрачным, его края сглаживались, он неторопливо поплыл, как айсберг в сердитом океане. Я помешала его, и слабое мелодичное эхо поплыло вверх. Я услышала смесь старых песен, будто хлопанье птичьих крыльев. Promises made, Promises broken [8]Дэна Фогельберга [9], узнала и другие песни, которые мы слушали в те года, когда еще только ходили на свидания. Песни старые, открытые новым поколением. Riddles of Romance [10], всколыхнувшая мое сердце.

Пар поднимался, как ладан, и уносился в дымоход камина, я почувствовала, что меня будто шатает, качает и вдруг меня словно что-то окутало. Я не падала, не прыгала или не улетала куда-то. Непередаваемые ощущения целиком и полностью захватили меня.

Картины из прошлого, образы смеющихся детей, былые видения падали на меня, как снег, проходили сквозь меня и внезапно оживали.

Музыка, голоса и цвета складывались в огромную комбинацию: собака, которая была у нас, когда я была маленькой; ожерелья из ракушек, которые мы носили в школе; рассыпанный в кино попкорн; мы с моим лучшим другом поздним вечером едим маффины, все губы в шоколаде, а мы фотографируемся; я смотрю фильм «На золотом пруду» и плачу; мы среди моря людей на концерте, прямо рядом со сценой, и нас оглушают звуки…

– Вот он, – сказала я затаив дыхание. Это даже не были слова – скорее у меня вырвался вздох, когда я узнала его.

Это был мой муж, опять молодой, его волосы гораздо темнее и пышнее – никакой лысины. Загорелый, привлекательный, полный жизни, с улыбкой, от которой защемило сердце.

Годы стерли его улыбку, как и сгладили острые кромки, которые когда-то казались неудержимыми. Много лет прошло с тех пор, как при взгляде на него у меня что-то замирало внутри.

Когда я видела это, то понимала, что мы оба внутренне хотим попасть в то известное нам место и время, когда будущее, казалось, расстилалось перед нами, как поле, зовущее нас в саму бескрайнюю и глубокую жизнь. Желание найти такое место находило отклик и гулко звенело в наших душах, рождая при этом чувство, что ничего нельзя возродить и пережить вновь. Хотя я смотрела в глаза мужчине, который очаровал меня в ту восхитительную пору.

– Марли! – окликнул он, перекрикивая шум. И молодая версия меня бросилась в его объятия. Я смотрела на саму себя, на стройные ноги, бедра, которые были не широкими, а скорее узкими, и как я крепко обнимала его. Разница была поразительной – не то, каким было мое тело тогда и теперь, хотя было заметно, что мои стратегически важные области стали менее упругими, но то, как я бросилась к нему, как разрешила ему обнимать меня, пустила его к себе в душу. Ничего не тая, я свободно раскинула руки и обняла его. Он тоже открывался мне навстречу, и его взгляд, когда встретился с моим, светился от счастья.

– Я соскучился по тебе, – сказал он, подхватывая меня на руки и поворачивая к солнечному свету.

– Мы сегодня утром вместе завтракали, – засмеялась я.

– Точно! Но прошло слишком много времени!

Я не стану врать, что-то у меня внутри перевернулось, когда я на это смотрела. Я не могла разобрать, было ли это реакцией на неудержимую любовь двух охваченных страстью студентов или на то, к чему привело их влечение.

Когда я вернулась к этим картинам, меня окутал туман, и я шла через него, пытаясь найти нашу прежнюю жизнь. Я увидела, как мы ходим рядом со знакомым озером в безлунную летнюю ночь, отдыхаем на скамейке в самом центре места под названием «Нигде». Это место было на снимках с последующих годовщин рядом с фото наших будущих детей. А мы не были там за последние пять лет ни разу. Целый водопад воспоминаний породили его слова. Раскиданные повсюду бумаги, мои руки прижаты к губам, все трепещет от его предложения руки и сердца.

Мне хотелось закричать, завизжать: «Берегись!», чтобы остановить те события, которые последуют за всем этим. Он на одном колене, протягивает кольцо, слезы счастья и долгое объятие, растаявшее в таком чувственном поцелуе, что я отвернулась. Когда я посмотрела на него снова, мы уже не были тенями у озера, мы смотрели на свет свечей в маленькой церкви, где было бракосочетание. Платье, гладкая кожа, его подтянутая фигура в смокинге и голос пастора, наставляющий нас любить друг друга, пока «смерть не разлучит нас».

Джейкоб тогда написал собственную клятву. Его глубокий, проникновенный голос доносился до меня и через годы. Он взволнованно сказал: «Твоя любовь пленила мое сердце. Торжественно обещаю, что пока оно бьется в моей груди, я не позволю ничему помешать этой любви. Мы сохраним ее на долгие годы, и разлучить нас смогут только ледяные объятия смерти».

Я зажмурила глаза. Наша любовь действительно жила до самой смерти – только, к несчастью, она умерла раньше нас.

Когда я открыла глаза, то увидела нашу первую годовщину брака. Друзья отправили нас на выходные в одно укромное местечко в горах. Удаленный от всего мира заснеженный край, где мы оставили машину и потом долго шли пешком. Там абсолютно нечего было делать и не было ничего, кроме полного холодильника и нескольких видеокассет с фильмами. И еще там были мы. Отчего-то я не переживала, что здесь нечего делать.

Тогда мы еще любили друг друга, нам доставляли удовольствие наши ласки, и однажды, не замечая ничего от возбуждения, я сбила что-то с полки над кроватью. Будто нашкодившие юнцы, которые залезли куда нельзя, мы посмотрели за изголовье кровати и, раскрыв от ужаса рты, увидели разбитый старинный снежный шар на деревянном полу в лужице чего-то вытекшего из него.

– Как мы будем это объяснять? – спросила я.

Джейкоб засмеялся. Я хихикнула, раздумывая, как может пойти этот разговор. Затем мы снова оказались в объятиях друг друга, лаская и все глубже погружаясь в море того удовольствия, которое дал нам Бог.

Следующая картина была результатом одной из таких брачных утех неизвестно где – рождение нашей старшей дочери, Бекки. Мое сердце, не разбитое на части, а целое, прыгало и бешено колотилось. Пока я рожала, наговорила мужу много разных ужасных вещей, на что он только улыбался и держал меня за руку все эти часы. Наверное, я говорила совсем не то, что на самом деле думала. Он простил меня, не спрашивая ни о чем.