Мартин Робинсон - Быть мужчиной

— Мы готовим почву под худшие из возможных неприятностей семейной жизни и интимности, — говорит Ник, описывая психологическое путешествие, продолжающееся вот уже несколько столетий, — с раннего детства разрывая привязанности и помещая мальчиков в странные ситуации, полагая, что они выберутся и не наживут себе психологических проблем.

В эпоху модернизма технологии, которые правили колониальным миром, спровоцировали массовый отрыв от эмпатии и хрупкости — и это был рациональный проект. Единственный способ обращения с колониями — отгородиться от чувств (что они и сделали), и он позволял эксплуатировать всю планету без последствий; та же разобщенность, кстати, лежит в основе глобальных климатических изменений.

Пришедший в шестидесятые постмодернизм сказал: «Ты плохой папочка, а мы хорошие дети», но это был не лучший способ исправить ситуацию: он, скорее, раскалывал общество. Возникший вслед за ним корпоративный мир отыграл свое с Тэтчер и Рейганом, заявив: «Давайте забьем на совесть». Потом неолиберализм призвал: «К черту коллективизм, давайте сконцентрируемся на индивидуальном». Неолиберальная капиталистическая программа — это продолжение колониальной идеи, которую можно использовать для собственного обогащения, отбрасывая личную хрупкость, женственность, коллективизм ради прогрессивного индивидуализма. И все это соединилось в наших способах воспитания мужской психики.

В этой стране частные школы до сих пор выпускают людей, облеченных властью, и выросшие там мужчины ничего не знают о Других.

— Они не понимают женщин, — утверждает Ник. — У них сложные отношения с женщинами, и это, как правило, связано с бессознательной мизогинией — ведь именно матери отправили их туда. Они всегда винят матерей, а не отцов.

Ник подробно писал об этом в своей книге «Раненые лидеры», предполагая, что викторианский упор на рациональность, до сих пор заметный в программах элитных школ, напрямую влияет на то, по какому пути идут страны и каких ценностей они придерживаются. «Теория “просачивания благ сверху вниз” не работает относительно материального богатства, но работает в отношении идей и настроений».

Дети, помещаемые в школы-пансионы, покидают свои семьи, что ведет к нарушению привязанностей; вне родительского контроля их воспитанием занимаются сверстники. На примере Бена и Джейми в предыдущих главах мы уже видели, к каким трудностям способна привести необходимость оставаться со сверстниками лицом к лицу. По словам Ника, мы переключились с «вертикального образования от отцовской фигуры к сыну через наставничество» на «горизонтальное образование». В таких закрытых, «племенных» средах эмоциональная жизнь мальчиков не ценится и не ставится в пример, и впоследствии они продолжают череду поколений, воспитанных в той же традиции: они выходят в реальный мир и оказывают прямое влияние на то, как наше общество функционирует на всех уровнях.

— Мы возвышаем людей, неспособных к эмпатии и ответственному принятию решений, — говорит Ник.

Находясь не в ладу со своими эмоциями, они, скорее всего, не понимают уязвимых людей — ведь их заставили отказаться от собственной уязвимости с восьми лет. Мы растим элиту, находящуюся на грани психопатии. И имеем систему образования, базирующуюся на той же викторианской рациональности.

Не хочу задеть тех, кто прошел через систему государственных школ, и не буду утверждать, что ничего не меняется. Джонни Бенджамин рассказал мне о том, как однажды он проводил встречу в очень крутой школе: в зале собрались все учащиеся, и один мальчик встал и рассказал о своих психических проблемах, а аудитория встретила его признания овациями. Но посмотрите на династии, управляющие страной, действующие, словно элита внутри элиты, и вы не сможете отрицать: мало что меняется в течение долгого времени, и последствия этого губят психику нации. Тем не менее б о льшая часть населения чувствует себя увереннее, пока сохраняются такие традиции, им кажется правильным, что постаревшие выпускники Итона отвечают за все — ведь они воплощают традиционные идеи лидерства: рациональность, авторитарность и даже жестокость. Ну ты понял, настоящий лидер !

Мужчины испытывают постоянную потребность бороться за статус гегемона, и потому лидерские идеалы, которые мы видим повсюду на рабочих местах и в учреждениях — все эти «ответственный мужик», «истинный босс», «альфач», — формируют идеалы для мужчин в целом. Фундаментальный императив состоит в отрицании чувств, подавлении человечности.

— Наши мужчины не понимают собственных эмоций, боятся чувств, — размышляет Ник.

Отсюда — и огромное количество самоубийств, и проблемы в отношениях. Есть и другие, более экстремальные случаи, связанные с бывшими военными: их посылали на войну, полагая, что они отринут человечность, примут кучу страданий, а потом вернутся домой и не развалятся на куски. Есть у нас и дети из беднейших семей, часто растущие без отцов, полностью лишенные эмоционального воспитания и выражающие свою потерянность в насилии. По-моему, необходимо привлекать мужчин к самопознанию и к перевоспитанию себя, учить быть менее рациональными и лучше управляться с эмоциями. Этого не хватает на всех уровнях нашего общества. Я не думаю, что есть что-то более важное.

Патриархат может давать мужчинам преимущество, но реальную выгоду от него получает 1%. Остальным достается мир, ценящий лишь малую часть их личности: ту, которая сжимает зубы, затыкается и забывает о семье ради того, чтобы добавить несколько пенсов к прибыли. Внимание к другим своим чертам, понимание эмоций — это уже бунт против системы, процветающей благодаря ограниченному образу мужчины, создающему из нас эффективных работников. Это действительно бунт, потому что мы выступаем против тех, кто изо всех сил пытается поддерживать устоявшийся порядок, подогревая лихорадочную ностальгию о воображаемых временах, когда «мужчины были мужчинами». А сейчас мы кто — хомячки?

Женские движения и организации, как правило, смотрят вперед и предлагают изменения, которые освободят женщин от бремени устаревших стереотипов. Самые громкие мужские голоса, напротив, зовут нас назад, в те времена, когда мужчины обладали полнотой власти и никто не ставил это под сомнение . Такие мужчины не хотят свободы от предписанных им гендерных ролей; в отличие от женщин, им нравится быть в плену у стереотипов: «Проблема мужчин в том, что они никак не хотят отойти от желанного образа Джеймса Бонда». Женщины стремятся к свободе, мужчины — к контролю.

Злобную реакцию некоторых сердитых мужчин мы наблюдаем в соцсетях — атаки на феминисток, «снежинок», иммигрантов, веганов, всех, кто угрожает Естественному Ходу Вещей; их невротическая тревога обращает их затуманенные взоры в прошлое, управляемое «настоящими мужчинами», — иллюзорное настолько, что оправдывает и даже прославляет сексуальное насилие. Одним из способов отчуждения женщин является сексуализация. Патриархальная система опирается на представления о женщине как о предмете, который можно получить в качестве трофея, оплодотворить и запереть в доме, — и женщинам следует довольствоваться этим: «Выше нос, любимая, это, возможно, никогда не случится». — «Это уже случилось, придурок» . Мир устроен по психосексуальным правилам, в соответствии с которыми женщине уготована роль игрушки для мужчины, а не равенство. Но женщин угнетают и в чисто сексуальном смысле.