Карл Юнг - Нераскрытая самость

Неопытный и плохо разбирающийся в сновидениях человек может подумать – и имеет на то полное право, – что сновидения суть просто случайные и хаотические нагромождения образов, лишенные всякого значения. Однако допустив, что они совершенно нормальны и возникают регулярно, а на самом деле так оно и есть, он будет вынужден признать, что они либо каузальны, то есть обусловлены некой рациональной причиной, либо служат определенной цели, либо и то и другое одновременно. Иными словами, они несут в себе некий смысл.

Безусловно, описанное выше сновидение стремится выразить идею опустившейся женщины, которая тесно связана со сновидцем. Эта идея проецируется на его жену, но такой ее образ недостоверен. С чем же тогда ее следует соотнести?

Более острые умы уже в Средние века знали, что каждый мужчина «несет в своем теле Еву, жену свою». Именно этот женский элемент в каждом мужчине (обусловленный меньшим числом женских генов в его биологической структуре) я назвал анимой . «Она» состоит, по существу, в некой связи с окружением, и особенно с женщинами, которая тщательно скрывается как от других, так и от себя самого. Видимая личность мужчины может казаться вполне нормальной, в то время как его анима пребывает в удручающем состоянии. Так произошло и с нашим сновидцем. Относительно его анимы сон фактически говорит ему: «Ты ведешь себя как падшая женщина». Как и следовало ожидать, это сильно его задело. Впрочем, подобные сновидения не следует понимать как свидетельство нравственной природы бессознательного. Это всего лишь попытка уравновесить однобокость сознательного разума, верящего в миф о том, что пациент – джентльмен до мозга костей.

Подобный опыт научил меня не доверять свободным ассоциациям, уводящим слишком далеко от манифестного значения сновидения. Вместо этого я счел необходимым сосредоточиться на фактическом содержании, считая его посланием бессознательного, и предпочитаю изучать сон со всех сторон – так человек вертит в руках неизвестный предмет, пока не изучит все его детали.

Но зачем вообще анализировать сновидения – эти хрупкие, неуловимые, ненадежные, смутные и неопределенные фантазмы? Достойны ли они нашего внимания? Наш рационализм, безусловно, ответил бы на этот вопрос отрицательно. Что же касается истории интерпретации сновидений, то это воистину больная тема; до Фрейда сны толковали самым обескураживающим, самым «ненаучным» образом, если не сказать больше. И все же сновидения – это самый распространенный и общедоступный источник материала для исследования человеческой способности к символизации , если не считать содержаний психозов, неврозов, мифов и произведений искусства. Все эти явления, однако, характеризуются большей сложностью, и понять их гораздо труднее: никто не отважится интерпретировать индивидуальную природу таких бессознательных продуктов без помощи автора. Посему сновидения были и остаются главным источником всех наших знаний о символизме.

Изобрести символы невозможно; где бы они ни появлялись, они не есть плод сознательного намерения и умышленного отбора, ибо в противном случае они были бы не чем иным, как знаками и аббревиатурами сознательных мыслей. Символы приходят к нам самопроизвольно, как это случается в сновидениях. Они не всегда понятны сразу и требуют тщательного анализа посредством ассоциаций, но, как я уже говорил, не «свободных ассоциаций», которые, как мы знаем, в конечном счете всегда приводят к эмоциональным мыслям или комплексам, бессознательно пленяющим наш разум. Чтобы добраться до них, сновидения не нужны. Хотя на ранних этапах развития медицинской психологии считалось, что сновидения анализируются с целью обнаружения комплексов, я показал, что для этого достаточно провести ассоциативный тест, который даст все необходимые подсказки. Впрочем, можно обойтись и без теста: позвольте людям говорить относительно долго – и вы получите тот же результат.

Не может быть никаких сомнений в том, что сновидения часто проистекают из эмоционального расстройства, в которое вовлечены привычные комплексы. Привычные комплексы суть нежные участки психики, наиболее быстро реагирующие на проблематичную внешнюю ситуацию. Однако у меня возникло подозрение, что сны могут иметь и другую, более интересную функцию. Тот факт, что рано или поздно они приводят обратно к комплексам, не относится к числу их специфических преимуществ. Если мы хотим узнать, что означает сновидение и какую конкретную функцию оно выполняет, мы должны проигнорировать его неизбежный результат – комплекс и отказаться от «свободных» ассоциаций. Следуя за «свободными» ассоциациями, мы отдаляемся от индивидуальных образов сновидения и теряем их из виду. Нам же, напротив, следует держаться как можно ближе к сновидению и его индивидуальной форме. Сновидение ограничивает себя само. Оно само есть критерий того, что к нему относится, а что уводит в сторону. Любой материал, который не входит в сферу сновидения или выходит за рамки, установленные его индивидуальной формой, вводит в заблуждение и продуцирует только комплексы. Мы не знаем, принадлежат они сновидению или нет, ибо они могут возникать множеством других способов. Существует, например, почти бесконечное разнообразие образов, которые могут «символизировать» или, точнее, аллегоризировать половой акт. Сновидению, однако, присуще его собственное специфическое выражение, тогда как соответствующие ассоциации неизбежно приведут к идее полового акта. Все это не ново; реальная задача состоит в том, чтобы понять, почему сновидение выбрало данный конкретный способ выражения.

Для толкования следует использовать только тот материал, который совершенно ясно и очевидно принадлежит к сновидению, о чем свидетельствуют содержащиеся в нем образы. Если «свободные ассоциации» увлекают нас прочь от темы сновидения по зигзагообразной траектории, мой метод, как я всегда говорил, больше похож на движение по окружности. В центре этой окружности находятся сновидческие образы. Необходимо сосредоточиться на конкретных темах, на самом сновидении и игнорировать частые попытки сновидца отвлечься. Эта вездесущая «невротическая» диссоциативная тенденция имеет множество аспектов, но в основе своей, по-видимому, состоит в базовом сопротивлении сознательного разума всему бессознательному и неизвестному. Как мы знаем, это сопротивление – зачастую достаточно яростное – типично для психологии примитивных обществ, которым, как правило, свойственен консерватизм и ярко выраженные мизонеистические наклонности. Все новое и неизвестное вызывает смутный и даже суеверный страх. На нежелательные или неприятные события первобытный человек реагирует как дикое животное. Впрочем, представители нашей высокодифференцированной цивилизации ведут себя точно так же. Всякая новая идея, не соответствующая общим ожиданиям, наталкивается на самые серьезные препятствия психологического характера. Ей не доверяют, ее боятся, с ней борются, ее всячески презирают. Многие новаторы пали жертвой примитивного мизонеизма своих современников. Когда речь заходит о психологии, одной из самых молодых наук, вы можете увидеть мизонеизм в действии и, анализируя сновидения, понаблюдать за собственной реакцией на неприятные мысли. Прежде всего, именно страх перед неожиданным и неизвестным заставляет людей охотно обращаться к «свободным» ассоциациям как к средству убежать от действительности. Не знаю, сколько раз в своей профессиональной деятельности мне приходилось повторять слова: «А теперь вернемся к сновидению. Что говорит ваш сон ?»