Майкл Хебб - Поговорим о смерти за ужином. Как принять неизбежное и начать жить

Хорошая новость в том, что, пусть мы и слепы к вещам, которые прямо у нас под носом, наш мозг не высечен из камня. Он гибок, живет своей жизнью и постоянно меняется.

Благодаря нейропластичности, в мозгу ежедневно образуются новые связи [43] Edward L. Bennett, Marian C. Diamond, David Krech, and Mark R. Rosenzweig, “Chemical and Anatomical Plasticity of Brain,” Science 146, no. 3644 (October 30, 1964): 610–619. . Есть старая индейская притча, которая с помощью повествовательной мудрости объясняет вещи, на понимание которых у науки ушло столько времени.

« Дед говорит внуку, что внутри нас есть два волка, которые постоянно воюют друг с другом. Один – хороший волк, который олицетворяет доброту, храбрость и любовь. Другой волк собрал в себе все дурное: жадность, ненависть и страх.

На мгновение внук задумывается, затем смотрит на деда и спрашивает: «Кто же из волков победит?»

Дед спокойно отвечает: «Тот, которого ты кормишь».

Многие люди не помнят, как впервые поняли, что однажды умрут. По их описаниям это мало похоже на внезапное озарение, куда сильнее – на растущее понимание, когда сначала ты не уверен, что зубная фея реальна, а вслед за этим ставишь под сомнение существование Санта-Клауса, магии и рая.

Однако у некоторых этот момент отпечатался в памяти. Дженна не могла сказать точно, сколько ей было лет, но помнила, что в тот момент ехала с семьей на отдых, и они как раз пересекали мост из Коронадо в Сан-Диего. Она вдруг подумала: вот она – я, но однажды я перестану быть собой. «Мне было четыре или пять, – заметила Дженна, – и я до ужаса пугалась мыслей о вечности. Помню, как стояла в ванной, смотрела на свои стопы на полу и вдруг осознала: даже когда меня не станет, мир продолжит жить до бесконечности. Примерно в тот же период, ложась спать по вечерам, я спрашивала родителей, не умру ли я до утра. Так что, да, должно быть, я была несколько одержима этой мыслью».

Стив рассказывал, что ему было примерно десять, когда он играл с мячом у себя в подвале и его вдруг охватило понимание. Сначала проблеск, а затем навязчивая мысль. Он запаниковал, побежал к матери, а она, похоже, была готова: спокойно достала Библию, читала и объясняла, что на небесах его ждет комната. Он признает, что услышать это было приятно, однако слова матери не смогли затормозить экзистенциальный кризис его детства.

Карен была уже постарше – лет одиннадцати или двенадцати. К ней осознание смертности пришло вместе с перевернувшимся автобусом, в котором они с подругами ехали в лагерь. Никто не пострадал серьезно, однако вся суета вокруг этого травмирующего события – родители, спешащие забрать ее и отвезти домой, автобус, лежащий на боку, – произвела впечатление. Тем вечером родители укладывали Карен спать, и она произнесла вслух то, что постепенно начинало укладываться в голове: «Сегодня я могла умереть ».

В момент осознания Энджел было пять, и она сидела одна в своей комнате. Энджел рассказала: «Помню, как это приходило ко мне, складывалось, словно мозаика – кусочек за кусочком, по порядку, затем все вместе. Я просто сидела возле кровати и тихо думала про себя: «Я умру. Все умрут». Помню, как смотрела на собственное тело и размышляла: «Однажды его не станет». Я была перепугана, сбита с толку, не могла прекратить вспоминать всех взрослых, которые вели себя, как ни в чем не бывало, словно смертность ничего не значит. А мне хотелось кричать: «Что же вы делаете? Вы что не понимаете, что умрете? Что все мы умрем?». Через какое-то время Энджел поговорила о смерти с каждым из близких взрослых, и каждый высказал какую-то вариацию на тему «о, не беспокойся о смерти, просто не думай об этом».

С той поры Энджел ежедневно думала о смерти.

Каждые вторые выходные Энджел проводила субботний вечер с отцом и мачехой в маленьком городке в Южной Каролине, а на следующее утро они отправлялись в баптистскую церковь. Однажды проповедник сказал: «Если не будете спасены, то после смерти вас ждет Ад».

Энджел была прихожанкой другой церкви, однако картины, обрисованные проповедником, напугали ее. Энджел хотелось быть уверенной в том, что у нее все под контролем, так что она крестилась и в этой церкви тоже. Во время проповеди на следующей неделе священник заявил: «Теперь вы покрестились и будете спасены. Однако если вы не почувствовали разницы, то после смерти вас ждет Ад».

И вот Энджел задалась вопросом: изменилось ли в ней что-нибудь с момента принятия баптистской веры? Чувствует ли она себя иначе?… Да нет, не особенно. И она запаниковала. Должно быть, с ней не сработала эта история со спасением. Каждую ночь, лежа в кровати, она представляла, каково это – гореть в аду.

Она никогда не говорила о своих страхах ни с отцом, ни с приемной матерью. Просто играла с ними в «Монополию» или в «Скраббл» по вечерам в субботу, затем шла спать и думала о походе в церковь следующим утром. Затем начала чувствовать себя действительно плохо субботними вечерами, из-за чего родители часто возили ее в больницу. Никто не мог понять, в чем дело, пока не выяснилось, что у Энджел язва. Один из врачей скорой ласково обратился к ней: «Дорогая, тебя что-то беспокоит?». Она ответила: «Нет». Ведь девочка просто не могла понять, что ее тошнит от страха перед адом. Лишь много позже, уже учась в колледже, она осознала это.

В истории Энджел меня зацепил не ее страх перед адом (хотя, конечно, здесь можно о многом порассуждать), а тот факт, что пятилетняя девочка столкнулась с огромными концепциями жизни и смерти без помощи взрослого, которому она могла бы адресовать вопросы, который поговорил бы с ней честно и мягко. Попробуйте вспомнить, как вы сами осознали собственную смертность. Кто был рядом с вами? Кто помогал вам справиться с этими страшными мыслями?

Когда ребенок задает вопросы, нам хочется, чтобы на все у нас был ответ. Мы боимся, что его отсутствие напугает куда сильнее. И все же в смерти есть многое, что мы не в состоянии объяснить.

Катрина Спейд, основатель компании Recompose, которая перерабатывает человеческие останки в почву, подошла к разговору о смерти с экологической точки зрения. Когда ее детям было два и пять лет, она купала их и рассказывала: «Смотрите, курица ест траву, которая растет у нас во дворе. Потом откладывает яйца, из которых мы делаем блинчики, а скорлупу используем на компост, чтобы удобрить почву, чтобы выросло больше травы, которую съест курица. Это цикл! И когда-нибудь, когда мы умрем, мы сможем зарыться в землю, чтоб наши собственные тела помогли вырастить траву. Кто знает, вдруг когда-нибудь это поможет насытиться какой-нибудь курице. Моя работа, как вы знаете, заключается в том, чтобы этот процесс был более… естественным.