Селафиил - Путь Святых Отцов

На втором, «психическом», этапе душа должна освободиться от чуждых ей греховных и страстных помыслов. Она должна учиться различать злые и добрые помыслы. Признак добрых помыслов – умиротворение души, злых – ожесточение. Здесь душа также должна совершенствоваться в непрестанном молитвенном делании. Данный этап есть этап очищения.

На третьем, «духовном», этапе происходит полное преображение, одухотворение и обо́жение человека. Этот третий этап является состоянием высшей духовно-созерцательной жизни, где перевес уже всецело на стороне духа. Состояние человека здесь – сверхъестественное. Молитва, в собственном смысле слова, уже прекращается и человек вступает в область высшего знания, ведения и Божественного озарения. Говоря иначе, достигается состояние «молчания ума» (исихии), а такое молчание, по преп. Исааку, есть таинство будущего века. Данный этап есть этап совершенства.

5. Учение о молитве занимает важное место в аскетическом учении преп. Исаака. Молитву он определяет широко, – как всякое предстояние перед Богом: в мысли, слове и деле. Молитва не может быть исчерпана какими-либо словами (именами, прошениями и проч.), она есть состояние устремленности души к Богу.

С одной стороны, молитва есть движущая сила подвига, а с другой, задача аскетического подвига состоит в том, чтобы молитва стала непрестанной, дабы человек всегда молился, то есть сознательно предстоял Богу. Высшая молитва совершенных есть уже почти не молитва, а всецелое созерцание и пребывание в Боге.

6. С особенным чувством преп. Исаак говорит о любви ко всему творению Божию – ко всем живым существам и даже к неодушевленным предметам. Любовь и сострадание подвижника, достигшего совершенства, подобны любви и состраданию Спасителя и потому безграничны. Свет воскресения Христова просвещает тьму вселенского страдания и несет спасение всем не отвергающим силу Воскресения.

Данный аспект учения преп. Исаака просматривается в духовной традиции русской религиозной мысли, в частности, у Феодора Михайловича Достоевского.

7. Помимо прочего, преп. Исаак, на основании своего богатейшего подвижнического опыта, раскрыл многие стороны монашеской жизни, останавливаясь на тончайших искушениях и указывая пути их преодоления.

С точки зрения патрологии, нам необходимо знать о существовании такой отрасли церковной письменности, как гимнография (песнотворчество). При этом патрология более интересуется литературной стороной творчества песнописцев, предоставляя литургике заниматься исследованием богослужебных, а литургическому богословию догматических особенностей гимнографических текстов.

Христианская богослужебная, или литургическая, письменность уходит своими корнями в ветхозаветные времена. Ядром богослужебных текстов Православной Церкви стали ветхозаветные песнопения и молитвословия, в частности книга Псалтирь. Начиная с первохристианских времен, ветхозаветные тексты постепенно обрастали специально-христианскими молитвословиями. Архиеп. Филарет (Гумилевский) справедливо замечает, что «все, что Церковь Христова совершает и будет совершать до скончания века, по своим началам основано на примере и наставлениях апостолов; богослужение ее – богослужение апостольское» (Архиеп. Филарет /Гумилевский/, «Исторический обзор песнописцев и песнопения Греческой Церкви», С.-Петербург. 1902 г., стр. 7).

В первые три века христианской эры в богослужении большое место занимала творческая импровизация гимнов и молитв. Многие памятники церковной письменности I–III веков содержат в себе следы литургического творчества их авторов. В это время богослужебные тексты носят более лирико-нравственный характер, чем догматический.

Однако начало полноценного существования христианского песнотворчества (гимнографии) связано с золотым веком церковной письменности. Это и понятно, ведь только с окончанием эпохи гонений на Христианство стала возможна стабильная и полнокровная богослужебная жизнь.

Интересно проследить влияние монашества на формирование богослужения и богослужебной письменности. С одной стороны. крайний аскетический взгляд состоял в том, чтобы держаться только текстов Священного Писания (в основном, псалмов) и как прелесть расценивать написание новых молитвословий, тем более в поэтической форме. С другой – монашество тяготело к уставности и благотворно повлияло на упорядочение богослужения. И если первоначально в монастырях торжественное пение считалось неуместным, то уже во времена преп. аввы Дорофея пение стало допустимым, например, имеется упоминание о «пении изречений» свят. Григория Богослова. Положительное влияние монашества на формирование богослужебной традиции сказалось в том, что монашествующие являясь делателями непрестанной молитвы, способствовали тому, что богослужение приобрело некоторые исихасти-ческие черты. К примеру, в общецерковное употребление вошли монастырские богослужения – «Часы», призванные воплотить в жизнь идею непрестанного моления. Также в современном богослужении мы многократно встречаем Иисусову молитву в ее различных формулировках.

Итак, в IV веке богослужение приобрело определенный порядок, который постепенно закрепился. В богослужение вошло не только пение псалмов, но и припевов к ним, тогда же были введены крестные ходы и моления покаянного характера.

Догматические споры и следовавшие за ними Вселенские Соборы наложили свой отпечаток на богослужебные тексты. С этого времени песнотворчество приобрело догматический характер.

Следует сказать и о том, что отличает гимнографию от всех прочих видов церковной письменности. В гимнографии. как собственно в церковной поэзии, мы впервые встречаем черту, присущую вообще художественной литературе. А именно, мы встречаем творческое осмысление и пересказ известных или малоизвестных событий Священной и церковной истории. Речь идет о том, что церковные поэты выстраивают целые диалоги, например, между адом и Христом, сочиняют монологи Пресвятой Богородицы или других лиц Священной истории. Разумеется, что подобное немыслимо или даже прямо запрещено в других видах церковной письменности. Необходимым условием такого гимнографического сочинительства является точное соответствие вымышленного духу Евангелия и церковным догматам. В подобных частях своих творений гимнографы иногда опирались на устное церковное предание. Однако, к их сочинениям нужно все же относиться не как к историческим, а как к художественно-литературным.