Франко Нембрини - От отца к сыну. Как передать ребенку христианские ценности

• В школе

Отец Джуссани продолжает: к чему приводит подобная неуверенность в рамках школы? «Обычно ученику не хватает человека, который вел бы его и помогал открывать единство всего сущего, и мир видится ему раздробленным на мелкие части; это не всегда осознается, но всегда разрушительно». В конце концов, ребенок не выдерживает. Почему дети, подростки ненавидят школу? Именно поэтому! Теряясь среди различных предложений, ни одно из которых не охватывает смысла всех вещей, не признает ценности всего сущего, ты ощущаешь, как все разваливается у тебя в руках. И на самом деле все становится разрушительным грузом – жизнь в общем и школа в частности.

В тексте приводится письмо, написанное школьником-подростком: «По-настоящему плохо в школе то, что через все те сведения, с которыми мы имеем дело (часто, слишком часто бесполезные!), она не помогает разглядеть человека. Любое действие человека несет на себе отпечаток его личности, поэтому кажется смешным (а может быть, трагичным?), что, изучая в школе различные сферы, в которых человек проявляет себя, мы охватываем тысячи лет существования цивилизации, но не в силах достаточно отчетливо представить себе облик человека и его роль в мироздании. В основе нашей школьной системы лежит противоестественный нейтрализм, нивелирующий любую ценность. <���…> Но слепота нашего времени ведет к тому, что школа редко оказывается на скамье подсудимых из-за того, в чем действительно есть ее вина. Ее могут обвинять в том, что она не в состоянии готовить толковых профессионалов, компетентных специалистов, умных людей; ее могут судить за преподавание латыни или программу экзаменов на аттестат зрелости. Но к ней не предъявляют претензии в том, что она не умеет воспитывать настоящих людей, пока не заметят, что эти „нелюди“ совершают что-нибудь вызывающе грубое и отвратительное – например, акт расовой нетерпимости».

Письмо датировано 1960-м годом, но кажется, что оно написано сейчас, может быть, на следующий день после того, как автор стал свидетелем сцены насилия в подростковой среде таких становится все больше. И вот тогда начинается громкое обсуждение, и все рвут на себе одежды и кричат: «Караул, караул, куда смотрит школа, куда смотрит Церковь, куда смотрит семья, куда смотрит священник, куда смотрит психолог? Спасите, помогите, разве это нормально, что четыре подростка могут до смерти запинать своего одноклассника всего лишь из-за одной сигареты?» Шум стоит примерно с неделю, а может, только пару часов – и потом все стихает. «Скептицизм – скрытый или явный – формирует атмосферу, в которой живет душа учащегося. Легким ветерком он проносится мимо, вызывая по всему телу дрожь, а для самых ранимых превращается в разрушительный ураган или бурю, все сметающую на своем пути. Так или иначе, он гасит в молодой душе всякий истинный порыв, и юноша уподобляется путнику, бредущему по пескам».

• В семье

Совсем бегло коснусь семьи. Родители должны заботиться о том, чтобы своей жизнью предлагать детям нечто реальное, они должны задаваться вопросом о себе самих: «Чем я живу? Мы дали жизнь ребенку, который теперь двадцать четыре часа в сутки не спускает с нас глаз, и что он видит?» Он словно спрашивает: «Куда идете вы, куда вы ведете меня? Какое свидетельство вы можете привести в подтверждение того, что мне стоило являться в этот мир?»

В лексиконе отца Джуссани было слово «чтоугодность», которым он обозначал равнодушие к значимым истинам, ценностям, все то, под предлогом чего родители оттягивают ответ на этот вопрос, серьезно его не рассматривая (например, когда они говорят детям: «Ты пока учись, делай то, что должен делать…»).

«Подобная чтоугодность, царящая в семье, в подавляющем большинстве случаев порождает в душе ребенка скептицизм, искоренить который еще труднее, чем бороться с пагубным влиянием нейтральной школы. Верность традиции требуется прежде всего от родителей. Это значит, что они должны быть верными самим себе, коль скоро по отношению к своим детям они – начало и исток; верность самим себе и дает им право называться родителями».

Верность самим себе – это ровно то, о чем мы говорили прежде: когда твой сын смотрит на тебя, у него есть потребность и право получить от тебя убедительную гипотезу, основания для надежды. Понимаете, какая ответственность лежит на нас, как мы, взрослые, должны испытывать свою совесть? Я говорю это не в упрек, не в осуждение; хочу лишь сказать, что этот вопрос должны задавать себе постоянно те, кто желает отнестись всерьез к своей задаче воспитателя. Его невозможно разрешить раз и навсегда; этот вопрос встает перед тобой и перед твоей женой каждый день, каждое утро, когда вы поднимаетесь с постели. Кстати, даже отношения между вами, мужем и женой, связаны с воспитанием, и уж тем более – между вами и вашими детьми.

Может ли преподаватель, подходя к школе, поднимаясь по ступенькам, ведущим в класс, не испытывать трепета, задаваясь такими вопросами? Может ли он сдержать дрожь, зная, что три десятка ребят – хороших или плохих, прилежных или безалаберных, трудных или простых (дети действительно бывают самые разные) – ожидают от него ответа именно на этом уровне? Они ожидают от него свидетельства об уверенности в жизни, в том, что она является чем-то положительным, глядя на то, как он выполняет свою работу.

Школа не то место, где нужно читать проповеди. Есть священники, есть родители, есть учителя – каждому своя работа. Но задача каждого из них несет в себе один и тот же вызов, одну и ту же рождающую трепет драму. Когда ты объясняешь математику, показываешь физический опыт, кормишь грудью, то в ребенке, подростке, юноше или девушке все выражает одну-единственную потребность: покажи мне, что жизнь того стоит, умоляю тебя, передай мне хоть капельку надежды, блага, потому что без них я не могу жить, ведь жить на зыбучих песках невозможно, по ним невозможно долго идти – рано или поздно ты увязнешь. Увязнуть можно самыми разными способами, речь не только о наркотиках и тому подобном. Увязнуть можно в болезни, в анорексии, в булимии, в смертной скуке, разъедающей нашу молодежь, многих наших подростков; увязнуть можно в любых «чтоугодностях» – в зрелищах, полных насилия, на стадионах или в других местах… В общем, мы всегда можем увязнуть в зыбучих песках этой неуверенности.

Если воспитание – предложение гипотезы, объясняющей реальность, утверждающей ее как что-то положительное, дающее основания для надежды в жизни, то необходимо существование такого человека, который конкретизировал бы это предложение, сделал его доступным для проверки, заметным. Отец Джуссани говорит, что этот человек – авторитет, и таким образом возвращает слову «авторитет» его истинный смысл: «то, что позволяет расти», сопровождает.