Фридрих Шлейермахер - Речи о религии к образованным людям, ее презирающим. Монологи [сборник]

Столь же мало могут те различия в религии вообще, на которые я доселе мимоходом обращал ваше внимание, или какие-либо иные, сами по себе создать всецело и индивидуально определенную форму религии. Три часто упоминаемые мною рода опознания бытия и его всеобщности, именно, как хаоса, как системы и в его стихийной множественности, отнюдь не могут составить столько же отдельных и определенных религий. Вы знаете, конечно, что деление понятия, как бы далеко оно ни заходило, никогда не может довести нас до индивидов, а всегда проводит лишь к менее общим понятиям, подчиненным более общему, к видам и подвидам, которые в свою очередь могут охватывать множество весьма различных частностей; но чтобы найти характер самой единичной вещи, нужно исходить из общего понятия и его признаков. Приведенные три разновидности религии суть действительно не что иное, как такое обычное и всюду встречающееся деление на основании привычной для всех схемы единства, множества и целостности. Они суть, следовательно, виды религии, но не религиозные индивиды, и потребность, во имя которой мы ищем последние, была бы совершенно неудовлетворена наличностью религии в этой троякой форме. Ведь вполне очевидно, что, хотя каждая определенная форма религии необходимо должна примыкать к одному из этих видов, она в силу одного этого еще отнюдь не становится отдельной и вполне определенной религией. Ибо в каждой из этих областей вы видите множество таких явлений, различия между которыми вы никоим образом не можете считать лишь кажущимися. Следовательно, и это отношение также не могло сформировать отдельные религии. И столь же мало, очевидно, персонализм и противоположный ему пантеистический способ представления в религии суть такие индивидуальные формы. Ведь и они проходят через все три вида религии, и уже поэтому не могут быть индивидами. Напротив, они суть лишь иной род подразделения, так что все, что принадлежит к указанным трем видам, может быть выражено обоими этими способами. Здесь мы, конечно, не должны забыть того, в чем мы недавно сошлись, именно, что эта противоположность касается лишь способа, каким рассматривается само религиозное чувство и полагается общий объект для его проявлений. И потому, если даже из отдельных религий одна более склоняется к одному такому способу выражения и обнаружения, а другая – к другому, то этим все же не может быть непосредственно определено ни своеобразие религии, ни ее достоинство и ступень ее развития. Допустим ли мы тот или иной способ, – все отдельные элементы религии останутся по-прежнему неопределенными в отношении их взаимной связи, и ни одно из многих воззрений на нее не реализуется тем, что ее сопровождает та или иная мысль; вы можете убедиться в этом на всех религиозных формулировках, которые выражают чистый деизм, и все же мнят себя вполне определенными. Ибо здесь вы всюду найдете, что все религиозные чувства и в особенности – и это есть пункт, вокруг которого здесь все обычно вращается – все воззрения на отдельные функции человечества и на его высшее единство в том, что стоит вне его воли, остаются совершенно неопределенными и многозначными в их отношении между собой. Поэтому и эти два вида, даже как способы выражения религии, суть лишь общие формы, которые на разные лады могут быть точнее определены и индивидуализированы; и если вы хотите достигнуть более точного их определения тем, что сочетаете их в отдельности с одним из трех определенных видов созерцания, то и эти формы, составленные на основании различных подразделений целого, будут лишь более узкими подвидами, но отнюдь не определенными и самостоятельными целыми. Следовательно, ни натурализм – я разумею под ним опознание мира, которое ограничивается стихийной множественностью, без представления о личном сознании и воле отдельных элементов, – ни пантеизм, ни многобожие, ни деизм, не суть отдельные и определенные религии, которые мы ищем, а суть лишь виды, в сфере которых уже развились многие подлинные индивиды, и еще большему числу их предстоит развиться.

И все же, коротко говоря, не остается иного пути для осуществления истинно индивидуальной религии, как сделать средоточием всей религии одно из великих отношений человечества к миру и к высшему существу, связав с ними все остальные отношения, и притом определенным способом, который с точки зрения самой идеи религии представляется чистым произволом, но который всецело необходим, если вглядеться в своеобразие верующих. Это сразу придает целому общий дух и определенный характер; все, что́ прежде было неопределенным и многозначным, приобретает точный вид; из бесконечно многих различных воззрений и соотношений отдельных элементов, которые были все возможны и все должны были получить выражение, каждое такое формирование всецело реализует лишь одно; все отдельные элементы выявляются с одноименной стороны, – с той, которая обращена к средоточию, и все чувства приобретают в силу этого общий тон и становятся более живыми и связными. Лишь в совокупности всех возможных в таком смысле форм может быть действительно дана вся религия; она выражается, таким образом, лишь в бесконечном ряде воплощений, развивающихся постепенно в различных местах пространства и времени, и лишь то, что содержится в одной из этих форм, содействует ее совершенному проявлению. Всякое такое формирование религии, когда все созерцается и чувствуется в связи с одним отношением к Божеству, которое как бы воспринимает в себя и обусловливает все остальные отношения, – в чем бы ни состояло это избранное отношение и где бы и как бы оно ни развилось – есть самостоятельная положительная религия; в отношении совокупности религиозных элементов оно есть – употребляя слово, которому нужно вернуть его славное значение – ересь, ибо среди многих равных начал одно как бы избирается главою для всех остальных; в отношении же к общению всех участников и их связи с тем, кто основал их религию, впервые ясно осознав это средоточие, это есть отдельная школа или община учеников. Но если только в таких определенных формах и через них может быть выражена религия, – а я надеюсь, мы теперь согласны в этом между собой, – то только человек, который со своей религией приобретает оседлость в одной из этих форм, будет иметь подлинно прочное местожительство и, так сказать, благоприобретенное право гражданства в религиозном мире; лишь он может гордиться своим соучастием в бытии и развитии целого; лишь он есть полная религиозная личность, которая, с одной стороны, своим общим характером принадлежит к определенному роду и, с другой стороны, выделяется, как нечто своеобразное, прочными и определенными чертами.