Эрнст Суттнер - Христианство Востока и Запада: в поисках зримого проявления единства

Для того, чтобы примирение стало возможным, церкви должны понять, что долговременно лишь то, что Господь дарует им для единения, несмотря на их взаимное отчуждение; что все спорные пункты по поводу земных форм, из-за которых произошло большинство расколов, хотя и могли бы быть важными, но лишь в том случае могут быть оценены соответственно, когда одновременно с их весом будет принята во внимание их историческая обусловленность.

Спорные пункты важны, потому что, как упоминалось выше, согласно Конституции II Ватиканского собора, видимую Церковь и Церковь, наделенную небесными благами, следует рассматривать не как две различные величины, а как одну-единую реальность. Следовательно, в высказываниях о Церкви ее земному измерению должно быть отведено достаточно места. Некоторые верующие считали бы вполне «благочестивым», если бы в разговорах о Церкви упоминалось лишь о том, что соответствует ее возвышенным, истинно богословским принципам; в таком случае ошибки следовало бы считать «чем-то второстепенным, незначительной малостью». Но такой подход дает неполное представление. Это столь же недостаточно, как и высказывание людей посторонних, которые в рассуждениях о жизни Церкви используют лишь мирские, социологические данные и «внешние черты» Церкви принимают за целое.

Ошибки и спорные вопросы нужно принимать всерьёз. Но следует также принять во внимание их историческую случайность, которая проявлялась при многочисленных спорах уже в том, что хотя в отношении некоторых явлений в церквах в разное время говорилось в сходных отрицательных выражениях, но сделанные при этом различные пасторские выводы считали верными. Правомерно ли придавать высказыванию прежних времен значение, которое было вложено в них позже, если предки делали из этого высказывания совершенно другие выводы, чем потомки? Можно предположить, что дословное содержание старых текстов в различных случаях имело в виду отрицание чего-либо (или соответственно согласие с чем-либо), а также то, что были тексты более позднего времени с тем же или близким содержанием; в церковной практике получалось так, что те же самые слова осмыслялись по-другому. Делать экклезиологические выводы из текстов, которые говорят о единстве, заниматься причинами расколов или предлагать условия примирения допустимо только тогда, когда, по мере надобности, действительная ценность высказывания соответствует образу жизни церквей того времени. Тогда удастся достичь того, что мы будем всегда понимать других и их высказывания так, как они сами себя понимали, а не так, как это представляется нам, сегодняшним потомкам.

Впрочем, такая основательность нужна не только для того, чтобы мы научились понимать своих предков, но и для того, чтобы мы могли осознать собственную историческую ситуацию. Нужно при этом помнить о том, что когда важнейшим понятиям придается в определенную эпоху совсем другое значение, чем в предшествующий период, это означает разрыв традиции и, следовательно, желая оставаться верными апостольской преемственности, мы должны осмыслить этот разрыв, если он имел место.

Древняя Церковь не обладала центром, из которого направлялась бы общая пастырская деятельность или осуществлялось бы руководство ею. Даже в латинской церкви, в которой уже в раннем Средневековье римские епископы не только экклезиологически претендовали на важную юридическую компетенцию в отношении всех частей, но и фактически ею пользовались, не существовало стремления предоставить руководство всеми действиями, направленными на сохранение целостности Церкви, одному центру. Более того, такое сознание было живо всегда, поэтому II Ватиканский собор и поставил вновь в центр внимания утверждение, что ответственность за развитие и благо Церкви лежит на всех. Поэтому в прежнее время самые разные силы могли быть побуждаемы к поиску зримого духовного единства Церкви.

Самое раннее из не вошедших в Новый Завет христианских сочинений, так называемое Послание Климента, начинается с того, что община, пославшая письмо, просит прощения за то, что не выполнила своего долга, не сумев немедленно прийти на помощь общине, которая должна получить письмо, из-за собственных проблем, вызванных серьёзным нестроением. Стоять друг за друга, делить друг с другом духовные дары, при необходимости поправлять друг друга, взаимно помогать друг другу на пути к вечной жизни считалось с самого начала долгом отдельных местных церквей, рассматривавших себя всех вместе как одну и единственную Церковь Божью. Это осознание своего долга сопровождало Церковь на протяжении столетий, и если споры принимали такой масштаб, что ставили под угрозу общность и часто действительно ее разрушали, то в большинстве случаев все стороны считали необходимым действовать вместе в поисках примирения. Соборы были для этого подходящей платформой, где спорящие стороны могли участвовать как равнозначные и равноправные партнеры.

Уже собравшиеся в 325 г. в Никее епископы размышляли о примирении. Они обсуждали и оценивали не только спорные вопросы учения Ария, чтобы защитить истинную веру, но и формулировали условия примирения для сторонников этого учения и других раскольников, которые из-за разнообразных спорных вопросов потеряли в это время единство с Церковью [8] Ср. каноны 5, 8, 19 собора и Послание собора египтянам. .

Последующие всеобщие соборы точно так же были озабочены примирением. Ив Конгар в книге «Разорванное христианство» выявляет, что Рим и Константинополь в течение столетий, во время которых собирались совместно латинянами и греками вселенские соборы, на протяжении более 200 лет противостояли друг другу и жили в расколах; он цитирует два специальных исследования [9] Yves Congar, Zerrissene Christenheit, Wien 1959, S. 111. . В одном из них указывается, что в течение 464 лет от начала самодержавия Константина (323) до VII Вселенского собора (787) между греками и латинянами было пять расколов, длившихся в общей сложности 203 года. В другом исследовании упоминается о семи расколах, составивших 217 лет на протяжении 506 лет, — от смерти императора Константина (337) до утверждения решений VII Вселенского собора на поместном Константинопольском соборе (843). Другими словами, в течение тех столетий, когда греки и латиняне участвовали во вселенских соборах, почти половину этого времени они не имели полноты общения.

Хотя между ними и обнаруживалось множество различных мнений, тот факт, что они встречались время от времени на совместных соборах, давал возможность обсудить встававшие вопросы и искать решения, удовлетворяющие обе стороны. Так как собирались вместе, выслушивали друг друга и не только настаивали на своем мнении, но и считались с тем, что казалось важным другому, удавалось вновь преодолеть раскол в ходе переговоров. Хотя и с трудностями, но каждый раз находился вновь путь к единству (к «unio», как говорится на латыни, к «henosis», как говорится на греческом).