Эрнст Суттнер - Христианство Востока и Запада: в поисках зримого проявления единства

Грекам и латинянам того времени, даже разделенным между собой, не приходило в голову оспаривать «пребывание в Церкви» другой стороны. Поэтому их епископы могли встречаться друг с другом на общих вселенских соборах как собратья в одном пастырском служении. Правда, нередко церкви упрекали одна другую в серьёзных нарушениях и полагали, что принуждены прервать общение в таинствах, чтобы добиться очищения от нарушений. Несмотря на это, они и впредь считались церквами-сёстрами, составляющими одно целое. И они постоянно прилагали усилия к тому, чтобы покончить с расколами.

Встречи церквей происходили по инициативе римского императора [10] Ср. раздел «Convocation des Conciles oecumeniques» в DThC III, 643-653, в котором факты, позволяющие это утверждать, и возражения обсуждаются на базе догматических принципов. . В 325 г. император Константин, ещё не будучи крещённым и полноправным членом Церкви, сослужил Церкви службу тем, что созвал в Никее собор, способствовал его проведению и придал решениям собора значение государственных законов. Из, этого прецедента, который в тогдашней переломной ситуации со всех сторон может быть рассмотрен как полезный, оказавший помощь Церкви, выросло обычное право, по которому император в течение нескольких веков был уполномочен созывать вселенские соборы и заботиться о восприятии их решений на всем пространстве империи. После того как Константин помог созвать и провести Никейский собор, это право укоренилось само собой. Ни один канон об этом не говорит. Мы не имеем и сведений о попытке это объяснить богословски. Церковь сама передала себя государству, молчаливо одобряя воплощение в жизнь этого установленного обычая; со временем это стало для нее тяжелым бременем.

Вследствие согласия, которое всегда могло быть достигнуто между греками и латинянами, пока они проводили общие вселенские соборы, у многих историков вошло в употребление выражение «неразделённая Церковь семи вселенских соборов». Оно неприемлемо, потому что из него следует, что эти соборы сами по себе гарантировали церковное единство. Упускается из виду, что ни один из этих семи соборов не получил общего одобрения всех местных церквей; получается, что греко-латинская церковь Римской империи, признававшая решения этих соборов, почти до конца VIII в. была всеобщей Церковью. В действительности же церкви, называемые арианскими, несторианскими или монофизитскими, четко отделялись от греческой и латинской церквей-сестёр и в «эпоху неразделенной Церкви семи вселенских соборов».

История Церкви знает всего один случай, когда церковь, на протяжении веков отрицавшая богословие одного из семи вселенских соборов, добровольно согласилась это богословие одобрить. Это случилось в 589 г. в испанском государстве западных готов. Церковь высшего слоя готов возникла задолго до вторжения готов в Испанию, еще в дни великого миссионера епископа Вульфилы (ок. 311-383); это была неникейская (то есть арианская) церковь, и она оставалась такой и после вторжения. Впоследствии в Западном готском королевстве существовали две церкви-сестры: никейская церковь римских нижних слоев и неникейская церковь готской знати. Последняя на III Соборе в Толедо (589) объединилась с никейской церковью страны в свободной богословской дискуссии [11] Ср. DThC XV, 1177-1179. .

После успешного объединения III Собор в Толедо постановил, что в Испании, для закрепления достигнутого единства веры, во время воскресной службы будет исполняться никео-константинопольский символ веры. Побочным следствием этого решения было то, что со временем возникла так называемая проблема филиокве.Из-за ее значения в дальнейшем развитии церковных отношений между Востоком и Западом мы посвящаем ей экскурс.

Многие православные считают филиоквеспорным из-за доктринального содержания. Другие православные богословы, хотя и не отвергают доктринального содержания филиокве,считают себя обязанными руководствоваться авторитетом вселенских соборов, поскольку филиоквепредставляет собой добавление к никео-константинопольскому символу веры. Греческий и латинский варианты символа веры различаются именно из-за филиокве.Что касается доктринального содержания филиокве,то в сентябре 1995 г. в Риме было опубликовано разъяснение «К диалогу Международной смешанной комиссии между католической и православной церквами» под названием «Греческая и латинская традиция относительно исхождения Святого Духа» [12] «The Greek and Latin Traditions regarding the Procession of the Holy Spirit», в The Pontifical Council for Promoting Christian Unity, Information Service 89 (1995) 88-92. Сравни, кроме того, J.-C. Laurent, La question du «filioque». A propos de la recente «clarification» du Conseil Pontifical pour la Promotion de l'Unité des Chrétiens, b Le Messager Orthodoxe 129 (1997). 3-58; Vom Heiligen Geist. Der gemeinsame trinitrarische Glaube und das Problem des Filioque (Pro Oriente. Studientagung über das römische Dokument, Wien, 15.-17/ Mai 1998; hg. A. Stirnemann-G. Wilflinger), Innsbruck-Wien 1998. К проблематике и истории проблемы ср. M.-H. Gamillscheg, Die Kontroverse um das Filioque. Moglichkeiten einer Problemlösung auf Grund der Forschungen und Gespräche der letzten hundert Jahre, Würzburg 1996. . Наш экскурс относится не к доктринальному содержанию, а к истории добавления филиоквек общему символу веры.

I Собор в Константинополе (381) расширил символ веры, принятый на Соборе в Никее (325), признал божественность Святого Духа и включил слова об исхождении Святого Духа от Отца, взятые из Евангелия от Иоанна (15:26), в никейский символ веры. Как известно, в Соборе 381 г. не участвовал ни Рим, ни какая-нибудь другая церковь с Запада. Собор был проведен как поместный [13] В письме императору Феодосию Амвросий явно жалуется на то, что на этом поместном церковном съезде были приняты решения, важные для всей церкви, но одобрение епископов Италии не было испрошено. Единства ради требуется такой метод действия, который предоставляет возможность внести неотложные исправления, писал Амвросий: «...postulamus ut ubi una communio est, commune velis esse iudicium concordantemque consensum» [«Мы желаем, чтобы там, где есть единство в общении, были бы согласованы и суждения, и определения»] (Ambr. ер. extra coll. 9 [= 13 PL], 8; CSEL 82/3, S. 204.) и получил ранг вселенского собора только тогда, когда халкидонские отцы приняли никейский символ веры в расширенной Константинопольской редакции. Благодаря Собору в Халкидоне и последовавшему в этой связи присоединению тех церквей, которые не принимали участия в Константинопольском соборе, константинопольское дополнение к никейскому символу веры получило общецерковное значение.

Задолго до того как Халкидонский собор признал константинопольское дополнение к никейскому символу веры аутентичным для церквей Западной Европы, существовали свидетельства веры латинской церкви, в которых встречаются формулировки об исхождении Святого Духа от Отца и Сына [14] Ср. главу «Этапы и формы теологии Третьего Лица» — Y. Congar, Der Heilige Geist, Freiburg 1982, S. 338ff; D. Ramos-Lisson, Die synodalen Ursprünge des «filioque» im römisch-westgotischen Spanien, b Ann. Hist. Conc. 16 (1984) 286-299. , и благодаря Августину была уже развита традиция формулировки догмата, согласно которой Святой Дух исходит от Отца и Сына. Лежащая в ее основе точка зрения восходит к Тертуллиану. В оборонительной борьбе против присциллиан и особенно против «ариан», которая, как известно, еще была актуальна на Западе из-за восточногерманских церквей, в то время как на Востоке уже не было никаких «ариан», формула об исхождении Святого Духа от Отца и Сына осознавалась все больше и больше как необходимая и вошла в символ веры Испанской церкви. Древнейшее дошедшее до нас доказательство того, что эта формула вошла в символ веры, относится ко времени до Собора в Халкидоне, именно к 447 г. [15] Изложение источников в только что цитированных работах. Для нашего рассуждения нельзя считать второстепенным, что исследование одного из мотивов письма папы Льва I, — того папы, который благодаря опубликованному вскоре после 447 г. «Tomus ad Flavianum» должен был стать важным для созыва и разработки богословия Халкидонского собора, — считает вероятным происхождение именно этого документа. Поскольку церкви Западной Европы воспринимали как само собой разумеющееся соответствие Священному Писанию их вероучительных формулировок, для них не стало проблемой дополнение в символе веры, принятое в Константинополе. На Западе формулировки об исхождении Святого Духа с определенным именованием Сына или без такового считались равноправными попытками словесного выражения тайны веры.