Брэд Уорнер - Сядь и замолкни

Утром сорок-девятого дня своего сидения под смоковницей он увидел, как зажглась утренняя звезда, и в тот же момент понял, что всё понял. Что же он понял? Опишу очень кратко.

Во-первых, он понял, что никто никогда не сможет понять того, что он понял. Так что он решил никому об этом и не рассказывать. Но потом он всё решил, что можно попробовать научить кого-нибудь понимать то, что понял он. Сначала он подумал, что это надо бы донести до двух своих учителей, но узнал, что они уже умерли. Тогда он направился к своим бывшим компаньонам, тем, что посчитали его отступником.

Когда те увидели, что он идёт к ним, они решили не обращать на него внимания. Но когда он подошёл, то они заметили, что в его глазах и лице что-то сильно изменилось. Так что они решили, что его надо выслушать. Будда произнёс для них свою первую проповедь. Им она понравилась, и они стали его первыми последователями.

Времена Будды были во многом похожи на наши. Хотя у них тогда не было интернета и спутникового телевидения, тем не менее Индия тогда была самой высокоразвитой цивилизацией. Люди жили в достатке и могли себе позволить проводить время в столь бесполезном занятии, как обсуждение философских вопросов. И самые горячие споры касались всё того же круга вопросов, что беспокоит людей и сейчас. В те времена уже возник конфликт между духовно-идеалистическими и материалистическими философскими взглядами, которые позднее станут базисом для развития научного мировоззрения.

Сегодня у нас та же самая дилемма. Наши духовно-религиозные учения давным давно выдохлись. Эпоха просвещения, протестантская реформация, французская революция и вся остальное, о чём написано в учебниках истории, постепенно подтачивало основы всеобщей религиозности, и к концу девятнадцатого века с ней было практически покончено. С тех самых пор наука, похоже, стала для нас основным средством получения ответов на все главные вопросы. Но чем дальше мы продвигали свои поиски в мире науки, тем яснее становилось, что самых главных ответов там тоже не обнаруживается. Есть ещё немало тех, кто пытается сформулировать «Теорию всего» в рамках сугубо материалистического мышления, но такая наука способна дать лишь некоторое описание реальности. Реальная «Теория всего», чтобы отвечать своему названию, просто не может описать всё . Она должна быть всем.

Хотя нынче принято говорить про некий «духовный путь Будды», буддизм — это не духовный идеализм. Если, конечно, ты относишь его к духовности просто для того, чтобы отличить от бездуховности, то ладно. Однако понимание Будды не заключалось в том, чтобы отвергнуть материализм в пользу идеализма. Материализм вполне себе отражает свою часть картины. Но он также понял, что это же касается и духовного идеализма. Вообще, можно сказать, что вся первая половина жизни Будды была посвящена изучению материалистической философии. Конечно же, материализмы бывают разные. Марксистский материализм, например, пытается найти способ сделать всех счастливыми в мире, где нет никаких других ценностей, кроме сугубо вещественных. Но если ты действительно решаешь так жить, то лучшим способом будет получить всего да побольше. Собственно, так будущий Будда и провёл первую часть жизни, будучи увлечённым богатством, славой и всем этим гедонизмом. Зайдя на этом пути в тупик, он стал двигаться в обратном направлении, выбрав путь духовных исканий. И лишь увидев, что и духовный путь ведёт в такой же тупик, он совершил своё открытие истины.

Буддизм — это Срединный путь между двумя крайностями телесного материализма и духовного идеализма. Проходя между ними, буддийский путь поднимается как над тем, так и над другим. Наша материальная и духовная составляющая сливаются в практике дзадзен, как ни в какой другой практике. Вот почему Будда избрал этот путь.

И всё это, конечно, ужасно скучно. Но считать скуку чем-то ужасным — большая ошибка. Возможно, скучный фильм на скучную религиозную тему будет чем-то ужасным для гиганта кинопроизводства с точки зрения окупаемости инвестиций. Но скука — это то, из чего, вообще-то, состоит сама жизнь. Потому что, если ты здоров телом и душой, то большая часть твоей жизни — просто чертовски скучная. Именно поэтому ты и стараешься всячески себя развлечь — фильмами, фантазиями, важными проектами, семейными делами, конфликтами, отношениями, в общем, чем угодно — разве нет?

Но все эти способы бегства от скуки — одно сплошное бегство от жизни. Только переживая сами эти моменты скуки, ты можешь начать видеть то, чем же на самом деле является твоя жизнь. Мы постоянно ищем развлечения с одной лишь целью — отвлечься. Отвлечь себя от того, что на самом деле происходит. Даже наши духовные искания — на самом деле, по большей части просто способ нового вида развлечения.

Будда же открыл совсем другое решение проблемы, сидя там, под деревом бодхи. Оно заключается в том, чтобы перестать искать какого бы то ни было отвлечения и переживать то, что происходит непосредственно здесь и сейчас.

В те времена, когда я присоединился к Zero Defects, волосы значили очень много. Причёски— важная составляющая имиджа, культурного самоопределения. Для подростков и юношества это особенно важно. В шестидесятые молодёжь демонстрировала своё неприятие общества, отращивая волосы. Но уже через десять лет длинные волосы стали знаком приверженности определённому набору идеалов. Презрение панков к провалившимся идеалам хиппи выразилось в намеренно коротких стрижках. Когда же просто короткая стрижка стала выглядеть уже недостаточно радикально, хардкорные панки стали бриться наголо. Однако к тому же времени «кожаная голова» стала символом и расистов-скинхедов.

Возникла некоторая путаница, из-за которой бритоголовые панки старались дистанцироваться от адептов превосходства белой расы.

Я постригся коротко в конце семидесятых, чтобы выглядеть по-панковски. Но к 1982-му, когда я стал одним из Zero Defects, они уже порядочно отросли. Для группы, в которой было двое бритоголовых, это не очень-то подходило, но идеи личной свободы для них были гораздо важней панковского дресс-кода, так что меня никто не третировал. Просто меня постоянно называли хиппаном, вот и всё. А я, на самом деле, хотел быть похожим на Рэнди Роудса, гитариста из группы Оззи Осборна. Ладно, как бы там ни было, я держал свою марку и не стригся, хотя однажды прокрасил себе посреди головы белую полосу и стал чем-то похож на енота. Когда музыкальные журналы стали публиковать фото нашей группы, я заметил, что на них меня чаще всего не было. Видимо, я не вписывался в имидж. Забавно, что когда, пару лет спустя, Генри Роллинз отпустил волосы, мои старые друзья стали отмечать, каким прогрессивным я тогда был. Ха!