Маркус Борг - Последняя неделя. Хроника последних дней Иисуса в Иерусалиме

Возможно, даже вероятно, что Павел думал о всех явлении воскресшего Иисуса перед другими последователями тоже как о видениях. В описания видений в 1-м Коринфянам он использует тот же глагол "явился" для опыта всех и для своего собственного:

«5 явился Кифе, потом двенадцати, 6 потом явился более чем пятистам братьям одновременно (из них некоторые уже умерли, но большинство живы до сих пор); 7 потом явился Иакову, потом всем апостолам 8 и самому последнему явился мне, жалкому недоноску!» (Дн. 15: 5 -8)

Более того, тот факт, что он включает свой опыт в этот список, говорит о том, что он видел его как они. [24] Хотя есть несколько совпадений между текстом Павла и евангельскими историями, корреляция неточна. Павел не упоминает о появлении женщин, а в Евангелиях не упоминаются явление Иисуса Иакова, брата Иисуса или пятисот человек за один раз (хотя некоторые задавались вопросом, может ли это быть опытом Пятидесятницы, описанным в Деяниях 2).

Таким образом, Павел дает основание думать о пасхальных историях в Евангелиях как о видениях. Некоторые христиане испытывают дискомфорт от этой мысли, как будто это были "только" видения. Причина этого заключается в том, что мы в современной западной культуре не склонны очень высоко думать о видениях. Мы обычно думаем о них как о галлюцинации, как психические расстройствах, которые не имеют ничего общего с тем, как обстоят дела на самом деле.

Поэтому важно подчеркнуть, что не все видения являются галлюцинациями. Это может быть раскрытие реальности. Более того, видения могут включать не только зрение и слух, но даже тактильное измерение, как это иногда делают сны. Таким образом, история, в которой Иисус приглашает своих последователей прикоснуться к нему или увидеть, что он ест, по сути не указывает на видение. Люди, у которых было видение, сообщают, что с ними произошло что-то важное и значимое, часто изменяющее жизнь, они никогда не будут рассматривать это как “только видения".

Павел пришел к вере, что Иисус есть Господь (вторая тема), потому что его опыт воскресшего Иисуса изменил его жизнь. До своего опыта на дороге в Дамаск, он был Фарисей Савл, ревностный гонитель движение, которое возникло вокруг Иисуса (Фил. 3:4-6). Его опыт имеет решающее значение.

Этот опыт породил у Павла убеждение не только в том, что” Иисус жив“, но и в том, что Бог оправдал Иисуса, сказал ”Да" тому, кто был казнен властями и чье движение преследовал Павел.

Короче говоря, можно использовать самое краткое утверждение Павла, что его опыт воскресшего Иисуса привел его к убеждению: "Иисус есть Господь". Это утверждение звучит во всех его письмах. И это поставило его на путь столкновения не только с лидерами собственного народа, но и с имперской властью. Сказать "Иисус есть Господь" означало "Цезарь не есть Господь". Имперская власть распяла "Владыку славы" (1 Кор. 2:8), но Бог воскресил его и даровал ему имя, которое выше всякого имени. По словам раннехристианского гимна (полностью приведён в Фил. 2: 6-11), возможно, написана Павлом и в любом случае используется Павлом:

«9 3а это Бог вознес Его над всеми и имя даровал превыше всех имен, 10 чтобы пред именем Иисуса всякое колено преклонилось — на небе, на земле и в преисподней — и всяк язык провозгласил, что Иисус Христос — Господь, во славу Бога Отца». (Фил. 2: 9 -11)

Третья Тема Пасхи Павла делает явным то, что подразумевается в евангельских историях о Пасхе. А именно, в мире иудейской мысли, которая формировала Иисуса, Павла и авторов Нового Завета, воскресение было связано с эсхатологией. Напомним, поэтому все, что мы говорили, в частности, в главе 7, об эсхатологии как пламенной надежда на Божью Великую Очистку от несправедливости и жёсткости мире, об апокалиптической эсхатологии, как космическая трансформация, и о телесном воскресении мертвых и оправдание мучеников (и всех тех, кто жил и умер за справедливость от несправедливости), и это будет первым божественным делом в тот Великий День.

Но, затем, как утверждали Иисус, Павел и раннее христианство, Божье преображение этой земли уже началось. Они также утверждали, что общее Воскресение началось с Иисусом. Вот почему, Павел должен возразить в 1-го Коринфянам, что если нет общего воскресения, нет воскресения Иисуса, и если нет воскресения Иисуса, нет общего воскресения (15:12-16). Они или есть или их нет вместе. Вот почему он может назвать воскресение Иисуса "первенцем" или началом всеобщего воскресения (15: 20).

Если, следовательно, Царство Божье началось на этой земле или на этой земле началось всеобщее телесное воскресение, то все мы здесь и сейчас призваны участвовать в этом, в этой совместной эсхатологией. Или, в великолепном афоризме св. Августина: "Мы без Бога не можем ничего, и Бог без нас тоже”.

Пасха венчает архетипический образ центра христианской жизни: смерть и воскресение, распятие и оправдание. Обе части картины необходимы: смерть и воскресение, распятие и оправдание. Когда одно перевешивает другое - получается искажение результата. Обе должны быть утверждены в равной степени.

Без акцента на Пасху, как на решающей отмене вердикта властей об Иисусе, крест - это просто боль, агония и ужас. Это приводит к ужасной теологии: Божий суд означает, что мы все заслуживаем страданий, но Иисус умер вместо нас. Бог может пощадить нас, потому что Иисус является заместительной жертвой за наши грехи.

Без Божьей «перестанови» на Пасху, Страстная пятница также ведет к циничной политике. Так устроен мир, власти всегда будут всё контролировать, а те, кто думает, что это может быть иначе, являются утопическими мечтателями. Христианство – не от мира сего, и этот мир принадлежит богатым и могущественным мира сего.

Пасха без Страстной Пятницы рискует стать сентиментальностью и пустотой. Это утверждение того, что весна следует за зимой, жизнь следует за смертью, цветы будут цвести снова, и это время для пасхальных шляпок и кроликов (Easter bonnets and Bunny). Но Пасха, как отмена Страстной Пятницы, означает, что Бог оправдывает страсть Иисуса к Царству Божьему, к Божьей справедливости, и Божье "нет" силам, которые убили его, силам все еще очень активным в нашем мире. Пасха - это о Боге, как и об Иисусе. Пасха раскрывает характер Бога. Пасха означает, что началась Великая Божья Очистка Мира, но это не произойдет без нас.

Архетипический паттерн, созданный Страстной Пятнице и Пасхой, является как персональным, так и политическим. Как кульминация Страстной недели и истории Иисуса, Страстная Пятница и Пасха обращаются к фундаментальному человеческому вопросу, что нас беспокоит? Большинство из нас чувствуют силу этого вопроса: что-то происходит не так. Так что же нас беспокоит? Кратко - эгоизм и несправедливость. И эти две вещи идут вместе. Нам нужны личное и политические преобразования.