Георгий Митрофанов - Князь Евгений Николаевич Трубецкой – философ, богослов, христианин

Подчеркивание гносеологической неограниченности возможностей человеческого сознания в постижении абсолютного сознания о другом, конечно же, не является для Е. Н. Трубецкого признанием онтологической самодостаточности земного человеческого сознания для постижения откровения Абсолютно Сущего. Хорошо сознававший религиозно-философскую бесплодность и логическую несостоятельность попыток современных ему иррационалистов подменить онтологическую трансцендентность Бога – сверхрационально явленную в откровении, – иррациональностью Божественной жизни – гносеологически «доказываемой» несводимостью реального Бога к категориям рассудочного мышления, – Е. Н. Трубецкой неоднократно указывает на принципиальную невозможность доказать или опровергнуть конкретное содержание Божественного откровения, оставаясь в пределах рационального знания. «Логически нельзя доказать, – пишет Е. Н. Трубецкой, – необходимости непосредственного Богоявления , о котором учит Евангелие» [116].

Важнейшей предпосылкой постижения Божественного откровения является, по мнению Е. Н. Трубецкого, связанный именно с онтологическим статусом личности факт наличия у человека экзистенциального опыта общения с Богом. «Раз препятствие к восприятию откровения, – подчеркивает Е. Н. Трубецкой, – лежит не в логических формах мысли, а в природе человеческого существа, вопрос о возможности откровения Бога в человеческом сознании приводится к другому, более общему вопросу – о взаимных отношениях двух естеств: божеского и человеческого… Откровение есть не что иное, как явленный человеку опыт божественного ; поэтому оно и возможно, лишь поскольку человек вмещает в себе божественную жизнь, поскольку он становится деятельным в ней участником» [117].

Таким образом, важнейшей особенностью, присущей отношениям «божеского и человеческого естеств» в процессе постижения Божественного откровения, является то, что преодоление разделяющей их трансцендентной онтологической грани осуществляется рационально необъяснимым усилием самого Абсолютно Сущего, вступающего при этом в личностное общение с конкретным человеческим «я» и становящимся имманентной составляющей его религиозного опыта. «Если Бог может жить в человеке, – пишет Е. Н. Трубецкой, конкретизируя религиозно-исторические рамки Божественного откровения, – то Он может стать для человека явлением, предметом опыта … Так именно и смотрит христианство на откровение» [118].

Определенное признание Е. Н. Трубецким христианского Откровения в качестве единственного религиозного источника своего философского творчества обязывает мыслителя к раскрытию в рамках своего религиозно-философского мировоззрения тех краеугольных принципов христианского Откровения, которые должны быть положены в основу подлинной христианской философии. В связи с этим неизбежным становится обращение Е. Н. Трубецкого к онтологическому средоточию христианского Откровения и, одновременно, основополагающей духовной парадигме христианской традиции – Боговоплощению. «Христианство, – пишет Е. Н. Трубецкой, – единственная религия, исповедующая вочеловечение Бога, – единственная, которая указывает на Христа как на конкретное, историческое явление этого вочеловечения» [119]. В чем же состоит важнейшее значение Богочеловечества Христа для религиозной философии? Как сочетать религиозно-историческую конкретность Боговоплощения и умозрительную отвлеченность онтологического обоснования Абсолютного Сущего? « В образе Иисуса Христа, пришедшего во плоти , – указывает Е. Н. Трубецкой, – мы имеем… все откровение в его целом . Ибо именно в этом образе дано нам видеть все в одном , – и абсолютное явление Божества и абсолютное явление мира, ставшего едино с Божеством» [120].

Действительно, в Боговоплощении Спасителя сверхчеловеческая Божественная Истина, представая перед человеком в конкретной Богочеловеческой Личности Иисуса Христа, является наиболее убедительным, непосредственным проявлением Божественного откровения в земной истории. «Духа Божия (и духа заблуждения) узнайте так: всякий дух, который исповедует Иисуса Христа, пришедшего во плоти, есть от Бога. А всякий дух, который не исповедует Иисуса Христа, пришедшего во плоти, не есть от Бога, но это дух антихриста, о котором вы слышали, что он приидет и теперь есть уже в мире» (I Ин. 4:2-3). Приведя эти слова св. апостола Иоанна Богослова, являющиеся важнейшими для понимания основополагающего значения Боговоплощения в развитии христианской философии, Е. Н. Трубецкой подчеркивает: «Слова Апостола должны быть понимаемы отнюдь не в том смысле, будто в учении о Христе, пришедшим во плоти, мы имеем положение, из коего путем логической дедукции могут быть выведены все прочие положения откровения. Задача мысли заключается здесь не столько в логическом выведении, сколько в логическом раскрытии той конкретной жизненной интуиции , которую мы имеем в образе Христа» [121]. Таким образом, предупреждая возможность рационалистических попыток обесценить и исказить истины Божественного откровения – нередко имевших место в истории религиозной философии, – введя их в качестве формальных аргументов в умозрительные философские построения, Е. Н. Трубецкой настаивает на необходимости воспринимать Богочеловечество Христа как истину Откровения, призванную не столько в формальном отношении обосновать, сколько в реальном смысле утвердить логически не выводимый, но жизненно являемый религиозный онтологизм христианской философии.

Столь своеобразный, ни с чем не сравнимый характер реальности Богочеловечества требует даже на уровне ее религиозно-философского восприятия применения к этой реальности совершенно особого способа постижения. Этот способ постижения, предполагающий непосредственное жизненное приобщение к Богочеловечеству познающей личности, оказывается невозможным, по мнению Е. Н. Трубецкого, за пределами исторически явленной христианской Церкви. Только Церковь Христова, зримо являющая миру онтологическую реальность Богочеловечества и заключающая в полноте своих благодатных даров перспективу обожения в этой Богочеловеческой реальности мира и человека, призвана стать конкретным воплощением той Божественной Истины, искание которой составляет сущность подлинной религиозной философии.

«Богопознание становится доступным человеку лишь постольку, – пишет Е. Н. Трубецкой, – поскольку в нем осуществляется внутренний, метафизический процесс обожения человеческого естества. Этот процесс совершается не в обособленном и изолированном от других человеческом индивиде, ибо божественное есть всеединое … Обожение есть общее призвание всех ; и отдельному человеку оно становится доступным не иначе, как через жизненное общение с другими людьми в Боге… Оно возможно лишь через приобщение отдельного человека к коллективному духовному опыту человечества, собранного в Боге. Богочеловечество, первоначально явившееся в Личности Христа, – в жизни человеческого рода проявляется как собирающее или соборное начало. Соответственно с этим и тот духовный опыт, который должен лежать в основе истинного Богопознания, не есть только индивидуальный, а коллективный соборный опыт» [122]. Так, через обращение к характерной для русской религиозно-философской мысли категории «соборности», в онтологии Е. Н. Трубецкого утверждается призванная ее религиозно завершить православная экклезиология.