Георгий Митрофанов - Князь Евгений Николаевич Трубецкой – философ, богослов, христианин

Уже упоминавшееся нами в главе об онтологии Е. Н. Трубецкого учение об Абсолютном и другом в рамках религиозной космологии философа приобретает характер учения о Софии и другом, в котором важнейшей характеристикой отношения этих реальностей выступает категория «времени», как наиболее выразительно отражающая преходящий характер тварного бытия. «Временная действительность, – отмечает Е. Н. Трубецкой, – есть область, где мир вечных идей – София заслоняется другим, т. е. некоторым его реальным отрицанием. Это «другое», стало быть, определяется как небытие идеи или небытие Софии; но это – небытие относительное, а не абсолютное (μη ον, а не ουκ ον): ибо в возможности своей (в потенции) мир является откровением или воплощением той самой идеи или Софии, которая не вмещается в его временной действительности, отрицается им… Мир во времени есть область самоопределения твари, которая должна выбрать между личной жизнью и личной смертью – утвердить себя в идее или в ее отрицании. – Вот почему здесь, во времени идея не дана в своей вечной действительности» [135].

ПодчеркнутаяЕ. Н. Трубецким онтологическая невозможность полного осуществления Софии-Премудрости Божией в пределах обладающего свободой тварного бытия позволяет мыслителю сохранять богословски последовательную церковную направленность своей космологии, в которой созидающая тварный мир София остается заключенной в недрах Божественной жизни и, в то же время, исключает возможность возлагать на Бога ответственность за царящий в мире грех.

Характеризуя вечные идеи-первообразы, составляющие Софию не только как Божии замыслы, телеологически обусловливающие возможность развития мироздания, но и как живые творческие силы, вызывающие творческий динамизм космической жизни, Е. Н. Трубецкой определяет возможность преображения мира как «нераздельное и неслиянное единство свободной твари с предвечной Софией» [136]. В этом грядущем единстве Божией Премудрости и Божьего мира должно осуществляться, по мнению Е. Н. Трубецкого, Божественное домостроительство, берущее свое начало в Церкви Христовой и разрешающееся во «второе и страшное пришествие Христово» в преображенном космосе, когда Бог будет «все и во всем».

Вызванное стремлением привнести в свою космологию живые религиозные интуиции церковного предания учение Е. Н. Трубецкого о Софии-Премудрости Божией во многом лишь воспроизводит основные принципы, уже сформулированные в его космологии независимо от софиологического учения и, по существу, только богословско-терминологически уточняет некоторые категории космологии философа. Однако, будучи связанной с привнесенной в русскую философию творчеством В.С.Соловьева софиологической проблематикой, заимствованной им из инославного мистицизма, учение Е. Н. Трубецкого о Софии представляет собой наиболее последовательную в русской философии попытку разработать софиологию, не выходя за пределы основных религиозно-мировоззренческих принципов православного церковного предания. Именно в церковном предании София-Премудрость Божия, со времени св. Афанасия Александрийского, связывалась со второй Божественной Ипостасью и, как правило, отождествляясь с Богом-Сыном как одно из Его литургических наименований, или же обозначая исходящую от Сына Божия Божественную энергию, созидающую мироздание.

Исходя из этой важной особенности софиологического учения Е. Н. Трубецкого, следует подчеркнуть, что его основное значение для последующего развития русской религиозной философии оказывается связанным прежде всего не с позитивными богословскими идеями, высказанными философом в рамках этого учения, а с церковно выверенной и философски аргументированной критикой софиологической традиции, складывавшейся в русской религиозной философии и ставшей для нее со временем глубоким религиозным соблазном. Эта критика была выразительно и последовательно представлена Е. Н. Трубецким в ходе изложения им своего учения о Софии и обращена прежде всего к версиям софиологии В.С.Соловьева, священника Павла Флоренского и, особенно, будущего протоиерея Сергия Булгакова.

Обращаясь к творчеству основоположника софиологического учения в русской философии В.С.Соловьева, религиозная личность и философское мировоззрение которого были ему хорошо знакомы и во многом близки, Е. Н. Трубецкой выделяет несколько аспектов его духовного развития, обусловившие обращение мыслителя к софиологической проблематике. Прежде всего, Е. Н. Трубецкой указывает, что подлинной основой учения о Софии-Премудрости Божией является свойственный В.С.Соловьеву глубокий личностный религиозно-мистический опыт, хотя зачастую и не осмыслявшийся философом в традиции православного церковного предания, но все же связывавший его с церковной религиозностью. «Глубочайшие корни соловьевского представления о «Софии», – пишет Е. Н. Трубецкой, – заключаются… в той коллективной религиозной жизни, которая в церкви как западной, так и восточной передается от поколения к поколению. Соловьев не даром отмечает свою близость с древнерусским благочестием. Его учение о «Софии Премудрости Божией», в едином «образе Божием» объединяющей образы всего сотворенного, живо переносит нас в религиозное настроение древних православных храмов» [137].

Другим важнейшим источником софиологического учения в творчестве В.С.Соловьева оказывается, по мнению Е. Н. Трубецкого, многовековая, в лице многих своих представителей далеко отстоящая от православного церковного предания традиция западного мистицизма, в которой В.С.Соловьев обнаруживал глубоко созвучные ему религиозные мотивы и в богословских категориях которой стремился выражать интуиции собственного религиозного опыта. Указывая на наличие в софиологии В.С.Соловьева таких чуждых православной церковной традиции истолкований Софии-Премудрости Божией как «вечная женственность Божия» или «вечное человечество», Е. Н. Трубецкой связывает их происхождение с влиянием инославного мистицизма. Именно «у немецких мистиков, – подчеркивает Е. Н. Трубецкой, – «София» совершенно ясно определяется как «вечная женственность Божия», …у Баадера, который возрождает миросозерцание Беме в ХIХ веке, «София» определяется как… истинное и вечное человечество» [138]. При этом Е. Н. Трубецкой отмечает, что характерное для В.С.Соловьева стремление обнаружить в секуляризованной европейской культуре духовные интуиции, созвучные мистическим прозрениям христианства, побуждало философа обращаться к творчеству даже таких определенно чуждых церковной культуре мыслителей как Б.Спиноза и О.Конт, на мировоззренческие принципы которых В.С.Соловьев был склонен совершенно произвольно ссылаться для философского обоснования религиозного учения о Софии. Так, отметив повышенный интерес В.С.Соловьева к философии О.Конта, Е. Н. Трубецкой пишет: «Самое ценное для Соловьева в учении Конта – то, что оно не только уверено в действительном существовании единого человечества, но видит в нем… Великое Существо (Grand Etre), которое совмещает в себе (не в смысле суммы, а в смысле действительной целости или живого единства) все существа, свободно содействующие совершенствованию всемирного порядка. Конт утверждает человечество как единое нераздельное женственное существо – мать всех людей … Он (В.С.Соловьев. – прот. Г.М.) указывает на близость этого культа «Великого Существа» со средневековым культом Мадонны и на еще большее его сродство с идеей «Софии-Премудрости Божией», как она изображалась в древнерусской религиозной живописи» [139].