Алексей Муравьев - Старообрядцы. Другие православные [litres]

Но страшное духовное помрачение настигло и Россию. Современник Смуты архимандрит Троице-Сергиевой лавры Дионисий пишет в своем сочинении «История в память впредъидущим родом», что Господь наказал Русь за «…безумное молчание» всего русского мира, за безразличие к судьбам своего православного государства. Начались природные бедствия – пошли ужасные дожди, все посевы погибли, начался голод. Но и этот голод многие богатые люди использовали с целью личного обогащения. Многие спекулировали на хлебе и других съестных припасах, и «прибытков восприемаху десятирицею и вящши». Это безумное молчание есть негласное позволение Борису Годунову творить на Руси беззакония и даже убийства. Как резюмирует ситуацию исследователь С. Зеньковский: «Если бы ответственными за смуту были бы только иностранцы, то внутренний конфликт в душах русских людей был бы менее острым. Но они ясно видели, что смута развилась из-за династических распрей сильнейших и знатнейших русских семей, что самые видные представители русской аристократии, лишь недавно, с патриархом Иеремией, провозглашавшие богоизбранность русского народа, теперь шли на службу к полякам, шведам или безвестным проходимцам вроде второго лжеДмитрия, нового мужа полячки-царицы Марины Мнишек, в просторечье многими именовавшегося Тушинским вором. На их глазах князья и бояре предавали и продавали свою родину иностранным, исконно враждебным России претендентам, – принцам Швеции и Польши, стараясь для своей собственной пользы использовать несчастья и голод народа. Благочестивейший московский народ, хранитель православия, казалось, не выдерживал испытаний династического кризиса, – первого трудного экзамена истории, – посланного ему Богом».

«Божиим праведным судом за умножение грехов всего православнаго христианства, – пишет он в своих призывах, – в прошлых годех учинилося в Московском государстве междуусобие, не токмо между общаго народа христианскаго, но и самое сродное естество пресечеся, отец на сына и сын на отца и брат на брата воста, единородная кровь в междуусобии проливалася». Архимандрит далее писал, что русской смутой воспользовались еретики и поляки и с помощью русских изменников захватили Москву, низложили и заточили патриарха и пролили «безчисленную христианскую кровь». Дионисий звал всех русских людей спасти православие и Русь от вечного порабощения латинского.

Латинское порабощение неизбежно произошло сначала в форме эллинофилии при Алексее Михайловиче и патриархе Никоне, а затем при Петре – в форме откровенного перенятия даже не католических, а прямо протестантских образцов. Русский Раскол – тоже дитя Смуты. А как справедливо заметил А. И. Солженицын, если бы не было реформы Никона, «не в России бы родился современный терроризм и не через Россию пришла бы в мир ленинская революция: в России староверческой она была бы невозможна!»

Была и другая беда – безразличие людей состоятельных к бедам собственного народа и прежде всего крестьянства. Многие писатели того времени сетуют на безмерное и безответственное обогащение некоторых людей. В дальнейшем, как мы знаем, разрыв между сословиями только увеличивался, и вся история послесмутного времени являет историю почти абсолютного пренебрежения нуждами крестьян в угоду «благородным классам». В ответ крестьяне платили той же монетой: недоверие к барам, даже и к купцам копилось веками, вырывалось в крестьянских бунтах, а потом обернулось русской революцией и гражданской войной в ХХ в. Образованные сословия, можно сказать, сами подложили бомбу под историческую Россию.

Повсеместное распространение пьянства (не просто умеренного употребления алкогольных напитков, а алкоголизма с высокой смертностью) стало привычным: «корчемницы бо, пьянству и душегубству и блуду желатели», пишет тот же келарь Дионисий. Возвращаясь к этой же теме, он напоминает, что после убийства Лжедмитрия – первого самозванца – народ московский от радости «дадеся пьянству», вместо того, чтобы служить молебны благодарности за освобождение от поляков и их ставленника. Поэтому «воистинну убо тогда вся Россия прогнева Господа Бога Вседержателя». Как ни прискорбно, но на духовный и душевный облик послесмутного человека сильнейшее влияние произвела завезенная из Польши «aqua vitae», которую поляки ласково называли wodka, «водичка». Этот напиток, синтезированный итальянскими алхимиками Салернской школы, быстро встроился в русский космос. Благодаря высокой алкогольной токсичности и релаксирующим свойствам алкоголя «водичка» вызвала общенациональную аддикцию. Известно, что народы, входившие в Российское царство, принадлежали к нескольким антропологическим типам, некоторые из которых были подвержены быстрой выработке патологии, алкоголизма. В течение нескольких поколений водочный алкоголизм стал общероссийской проблемой. Но самое неприятное – генные мутации, которые проявляются в так называемом «ухудшении генофонда» и вырождении народа. Досмутное время в основном знало меды и пива, а те биохимически иначе воздействовали на организм человека.

Был еще один важный вопрос – стремление России к церковной независимости от Византии и провозглашение патриаршества. В целом вопрос назрел давно – Византия пала, но и на этом пути не обошлось без резких движений, сильнее всего проявившихся в конфузной истории с пленением патриарха в Москве и буквальным «выдавливанием» из него грамоты на патриаршество. Пошло ли впрок это патриаршество России? При первых патриархах, Иове и Игнатии, Смута уже ворвалась в русскую жизнь и смешала все карты. Игнатий и вовсе был возведен на патриарший престол вопреки церковным канонам по прямому указанию самозванца. После убийства самозванца на следующий же день он был свергнут с престола. Патриарх Ермоген, поставленный милостью Василия Шуйского, проявил себя героически во время захвата Москвы в 1611–1612 гг., но главное его деяние было скорее политическим: он подвиг народ на борьбу с поляками. При патриархах Филарете, Иоасафе и Иосифе было много сделано для преодоления последствий Смуты, но вместе с тем закреплено самовластие Романовых. Россия продолжала болеть духовно, и следующий патриарх Никон (Минов) оказался неспособен соответствовать моменту. Выход из Смуты потребовал динамичности и твердости, прежде всего в отношении Запада, а Никон пошел на поводу у Алексея Михайловича с его поклонением Западу, гигантоманией и прожектерством в отношении Константинополя. Чем это кончилось, мы знаем.

Так ли уж нужно было России это патриаршество? Как мы видим, впоследствии патриаршество было упразднено при Петре, восстановлено в 1918 году и вновь утверждено уже Сталиным в 1943-м. Большой пользы от этого института не было, но в лице патриарха был создан дополнительный политический центр. Возникший в результате дисбаланс властей, что было неизбежно, привел Петра к «Духовному Регламенту», а потом повлек катастрофу Синодального периода и масштабный кризис ХХ в., последствия которого мы наблюдаем и по сей день. Церковь перестала быть в России самостоятельной нравственной и политической силой.