Джон Бартон - История Библии. Где и как появились библейские тексты, зачем они были написаны и какую сыграли роль в мировой истории и культуре [litres]

Некие истоки аргументов против Маркиона мы можем встретить у Иустина Мученика в его «Разговоре с Трифоном иудеем». Иустин явно пытается следовать апостолу Павлу и показать иудею, что Иисус исполняет ветхозаветные пророчества. Но, по всей видимости, подтекст стремится к иному: на основе того, что Иисус исполняет пророчества, доказать христианам, что Священное Писание подлинно и непреложно. «Цель не столько в том, чтобы продемонстрировать истинность веры в Христа на основе Священного Писания, сколько, напротив, в том, чтобы снова упрочить пошатнувшийся авторитет Священного Писания в свете Христа» [25]. В произведении под названием «Воспоминания», написанном во II веке под псевдонимом и некогда приписываемом Клименту Римскому, об этом говорится откровенно: «В Иисуса следует верить не потому, что о нем предсказали пророки – скорее, пророков стоит счесть истинными, поскольку о них свидетельствовал Христос» [26].

Для тех, кто так думал, авторитет Нового Завета – или по крайней мере главного содержания Нового Завета – уже был ясно признан и установлен. Нет, они не принижали Ветхий Завет, но он уже не был их первоисточником; как язычники, они никогда и не «владели» Ветхим Заветом. Новозаветные писания, в новой форме кодексов, были для них намного важнее иудейских свитков – да и свитки у них если и были, то лишь частично. Язычники, обращенные в христианство, ссылались на эти свитки с великим почтением, предваряя ссылки формулировкой «как написано» – и все же именно новозаветные произведения реально одухотворяли их жизнь и веру. Почти несомненно то, что существовали удобные сборники важных пассажей из Ветхого Завета: из них составлялись так называемые по-латыни testimonia – свидетельства о Христе. Как мы видели, по традиции о развитии канона Священного Писания рассказывают так: ранние христиане сперва приняли Ветхий Завет, и все же новозаветные произведения постепенно набирали силу, и так длилось до тех пор, пока оба Завета не обрели одинаковый статус. Да, в некоем теоретическом смысле это правда: если бы вы в начале II века спросили христианина, относятся ли Книга пророка Исаии и Евангелие от Матфея к Священному Писанию, он бы ответил: Исаия – да, а Матфей – нет. Однако тот процесс, о котором мы только что говорили выше, подразумевает, что с чисто утилитарной точки зрения именно новозаветные книги играли первую скрипку. Полная инверсия аргумента от пророчеств – это самый ясный знак того, что христиане начали делать больший акцент не на Ветхом Завете, а на Евангелиях и посланиях Павла. Конечно, до появления официальных перечней книг Нового Завета оставались еще столетия. Но книги являются Священным Писанием, когда выполняют назначение Священного Писания, а новозаветные книги его совершенно явно выполняли – с тех самых пор, как аргумент от пророчеств обернулся в иную сторону и стал аргументом от Христа.

3) Божественный план в Ветхом и Новом Заветах

Со временем (к эпохе Оригена – несомненно) аргумент от пророчеств прекратил метаться из стороны в сторону, то пытаясь доказать истинность Христа через Писания, то напротив – истинность Писаний через Христа, утвердился в равновесии и начал действовать в обе стороны одновременно. Теперь он призывал увидеть божественный план , в котором важные события были предсказаны и свершились. Провидение Божье открылось в том, что пророчества и их исполнение приведены в соответствие. Чтобы взглянуть на все с такого ракурса, требовалось в полной мере принять оба Завета – и Ветхий, и Новый, – и мне кажется вероятным, что это связано с принятием Священного Писания как единого свода, состоящего из двух Заветов, сочтенных по сути одинаковыми; иными словами, с такой точки зрения мы можем говорить о существовании Библии в том ее виде, в каком она сейчас известна нам. Такой образ мышления явно свойствен Оригену. К его эпохе христиане уже могли не опасаться того, что какая-нибудь часть Библии окажется под угрозой (хотя маркиониты в округе еще оставались), и все они воспринимались в гармоничном единстве. Мы уже отмечали, что Ориген писал комментарии к обоим Заветам, совершенно не считая их разнородными произведениями. Так к середине III века возникло некое подобие нашей современной Библии, и в его единстве не было никаких противоречий.

Есть и третья возможность подойти к вопросу о том, мог ли Новый Завет оказаться признанным Священным Писанием наравне с Ветхим – а не чем-то совершенно иным. И заключается эта возможность вот в чем: нам следует рассмотреть, как переменился образ мышления ранних христиан – и как от восприятия Ветхого Завета как христианской книги они перешли к тому, чтобы считать Ветхий Завет спутником Нового. И здесь наша мысль пойдет поразительной дорогой. В первые дни христианства об Иисусе можно было рассказать совершенно без отсылок к Ветхому Завету. В то время как Евангелие от Матфея, как мы уже видели, полнится такими отсылками, говоря о том, как Иисус исполнил ветхозаветные пророчества, в самом раннем Евангелии – от Марка – их, напротив, почти нет: в том же повествовании о Страстях Христовых (Мк 14–15) цитат из древнего Священного Писания очень немного. Из этого некоторые заключали, что «Маркова община» (при условии, что такая существовала – см. главу 8) не обращалась к Ветхому Завету – или же он казался ей совсем незначительным. Но, вероятнее, они воспринимали Ветхий Завет как уже содержащий христианскую весть – и считали, что Священное Писание создавалось с расчетом на христиан и их веру; а значит, те, кто читал ветхозаветные книги, на самом деле читали зашифрованный рассказ об Иисусе.

Павел, на основе преданий, которые слышал сам, повторяет, что Христос умер и воскрес из мертвых «по Писанию» (1 Кор 15:3–4), и все же сам апостол почти не использует аргумент от пророчеств. Это не значит, будто для него достоверность Ветхого Завета ограничивалась «лишь ветхозаветными условиями» – иными словами, тем смыслом, который в нем усматривал иудаизм. Напротив, апостол Павел толковал весь Ветхий Завет с христианских позиций. Он не отдалялся от Ветхого Завета – настолько, насколько отдалялись, скажем, те, кто мог сравнивать новое откровение с древним; скорее, для него новое откровение уже присутствовало в древнем Священном Писании, а истинный смысл всего Ветхого Завета был христологическим. Так, в Первом послании к Коринфянам (1 Кор 10:4) он говорит о камне, содержащем духовное питие – свежую воду, которую, согласно еврейским преданиям, источил из камня Моисей, когда народ Израильский странствовал по пустыне на пути в Землю Обетованную – и просто говорит, что этим камнем «был Христос». Все в древних Писаниях, как считал Павел, было написано «в наставление нам» (1 Кор 10:11). Ветхий Завет, как ясно видел апостол, уже был совершенно христианской книгой, когда было снято покрывало – см. 2 Кор 3:14–15, где говорится о покрывале, лежащем на сердце иудеев, когда те читают Ветхий Завет, и снимается это покрывало только Христом. Ветхий Завет не был иудейской книгой, содержащей конкретные пассажи с христианским смыслом – иными словами, отдельных пророчеств о грядущем Мессии, которые исполнились в Иисусе. Скорее, он был христианской книгой во всей своей полноте.