Дмитрий Щедровицкий - Сдвинутый светильник. Переосмысление ключевых евангельских событий

…Вот, рука предающего меня со мною за столом… (Лук. 22, 21)

Не значит ли это, что Искариот уже целиком и полностью сосредоточился на мыслях о предательстве? Не описано ли в приведенных словах Иисуса именно внутреннее состояние Искариота? Как же сумел ученик в совершенстве сыграть роль «предающего» – скрыть внутреннюю верность и чистоту за завесой темного замысла, злых намерений?

Как раз такое сочетание несовместимого – святости и злодейства, верности и отступничества, сакрального таинства и оскверненности сердца – и позволило князю тьмы войти в Искариота.

Вчитаемся снова, как это произошло. На вопрос припавшего к его груди любимого ученика (Иоанна) о том, кто же предатель,

Иисус отвечал: тот, кому я, обмакнув кусок хлеба, подам. И, обмакнув кусок, подал Иуде Симонову Искариоту.

И после сего куска вошел в него сатана. Тогда Иисус сказал ему: что делаешь, делай скорее. (Иоан. 13, 26–27)

Обмакивание хлеба (пасхального опреснока) в блюдо с растертыми в воде горькими травами (רורמ <���маро́р> ) составляло центральный обряд сакральной трапезы. Опреснок («хлеб бедности», которым питались в египетском рабстве) обмакивался в марор , символизировавший горькую жизнь порабощенных, – это была кульминация воспоминаний о тех страданиях, от которых Господь избавил народ. Обряд обмакивания должен был сопровождаться особо благоговейным настроем, вознесением Богу благодарности за исход из Египта. Вот в этот самый момент Искариот, по всей видимости, и сумел сознательно наполнить свое сердце совершенно противоположными мыслями и чувствами, давая тем самым возможность сатане осуществить свой замысел.

Но как же тогда понимать сказанное у Иоанна:

И во время вечери, когда диавол уже вложил в сердце Иуде Симонову Искариоту предать его… (Иоан. 13, 2) ?

Ведь из этих слов следует, что замысел предательства не только предшествовал «вхождению» сатаны в Иуду Искариота (что произошло чуть позже – там же, ст. 26–27), но и был «вложен в его сердце» дьяволом! Да и о своем предательстве Иисуса ученик договорился с религиозными властями заранее, о чем свидетельствуют синоптики (Матф. 26, 14–16; Марк. 14, 10–11; Лук. 22, 3–6). При этом Лука сообщает:

Вошел же сатана в Иуду, прозванного Искариотом, одного из числа Двенадцати,

И он пошел, и говорил с первосвященниками и начальниками, как его [Иисуса] предать им. (Лук. 22, 3–4)

Это случилось ранее Тайной вечери (согласно церковному преданию, на той же неделе). Следовательно, злой дух еще до «куска хлеба», поданного Иисусом, уже «пробно» вселялся в Искариота. Очевидно, что о том же идет речь и у Иоанна:

И во время вечери, когда диавол уже вложил в сердце… Искариоту… (Иоан. 13, 2)

В сердце – «уже вложил», но сам-то внутри ученика не остался! Иначе не нужно было бы вновь «входить» ему после поданного учителем опреснока.

Итак, затруднение остается: ведь ясно сказано, что мысль о предательстве «вложил в сердце Иуде» дьявол! Как же можно это соотнести с поручением Иисуса «удерживать» в себе злого духа, не поддаваясь его внушениям?

Однако спросим: разве же текст Евангелия подтверждает согласие ученика с той «версией» предательства, которую предложил ему дьявол? Мы уже говорили о том, что злой дух менее всего хотел жертвенной смерти Мессии. И не заключено ли прямое подтверждение этого в эпизоде «искушения» Иисуса апостолом Петром? —

С того времени Иисус начал открывать ученикам своим, что ему должно идти в Иерусалим и много пострадать от старейшин, и первосвященников, и книжников, и быть убиту, и в третий день воскреснуть.

И, отозвав его, Петр начал прекословить ему: будь милостив к себе, Господи! да не будет этого с тобою!

Он же, обратившись, сказал Петру: отойди от меня, сатана! ты мне соблазн! потому что думаешь не о том, что Божие, но что человеческое. (Матф. 16, 21–23)

В этом эпизоде Иисус, почувствовав влияние сатаны на мысли и слова апостола, обратился прямо к злому духу, отгоняя его.

Из приведенного ясно, что сатана желал именно воспрепятствовать казни Мессии в Иерусалиме, а не способствовать ей.

Но, коль скоро это так, какой же вариант замысла о предательстве «вложил в сердце Иуды» враг людей? И как ученик противостал ему?

Мы помним, что, покинув дом Тайной вечери (Иоан. 13, 30), Искариот сразу направился за «отрядом воинов и служителей от первосвященника» и привел этот отряд в Гефсиманский сад, где Иисус с апостолами проводил остаток ночи (Иоан, 18, 1–3; Матф. 26, ст. 36, 45–50).

Зачем же Иуда привел воинов? Неужели только для того, чтобы указать место, где находился Иисус, и выдать его? Но ведь за Учителем, несомненно, давно уже была установлена постоянная слежка властей, и поэтому очередной этап предательства со стороны Иуды представляется излишним.

Постараемся детально ответить на этот вопрос.

Как мы помним, Мессии, согласно его собственному пророчеству, надлежало быть «вознесенным от земли» подобно медному змею, созданному Моисеем для исцеления народа (Числ. 21, 5–9):

И как Моисей вознес змия в пустыне, так должно вознесену быть Сыну Человеческому,

Дабы всякий, верующий в него, не погиб, но имел жизнь вечную. (Иоан. 3, 14–15)

Смысл этого «вознесения» проясняется в таких словах Иисуса:

И когда я вознесен буду от земли, всех привлеку к себе.

Сие говорил он, давая разуметь, какою смертью он умрет. (Иоан. 12, 32–33)

Именно взойдя на крест и взяв на себя грехи мира, Мессия стал исцелять души людей, подобно тому, как медный змей исцелял народ телесно. Следовательно, мученическая смерть Иисуса должна была происходить публично – при большом стечении народа, на глазах у всех. Это – непременный признак Мессии, довершающий его символическое сходство с медным змеем.

В то же время, среди обладавших властью противников Иисуса существовали две партии, по-разному предлагавшие расправиться с ним. Если одни хотели осудить его на собрании Синедриона и предать казни легально, то другие предпочли бы убить его тайно – «не на глазах у народа», боясь мятежа и бунта его последователей и приверженцев:

…И положили в совете взять Иисуса хитростью и убить;

Но говорили: только не в праздник, чтобы не сделалось возмущения в народе. (Матф. 26, 4–5)

Этот же замысел религиозных властей Лука описывает так:

…И искали первосвященники и книжники как бы погубить его, потому что боялись народа. (Лук. 22, 2)

По всей видимости, этот план «взять хитростью», «погубить», «но только не в праздник» сложился у тех же ненавистников Иисуса, которые и ранее пытались побить его камнями: