Андрей Дударев - Посттоталитарная теология. Современный кризис христианства и его преодоление

Июль 2017 года «Жизнь-сказка» в свете разных концепций чуда

Есть две разные концепции чуда: 1) Надежда Мандельштам: чудеса не повторяются; 2) Ольга Седакова: всё, что не чудо, должно исчезнуть.

Где-то в попытке обобщения Эмиль Кустурица: жизнь как чудо, т. е. жизнь – это чудо. Однако последний вариант в субъективном смысле – редкость. Куда правдоподобнее следующий сценарий. Ребенок рождается в сказку и живет в сказке-мифе. Затем по мере взросления и невольной объективации сказка уменьшается и исчезает. Наступает эпоха взрослой рационализации. Большинство взрослых остаются на этом этапе т. н. разумности, причем независимо от уровня образования. Однако рационализация никогда не бывает полной, поэтому в новом рациональном мире остается щель непонятого и иррационального. Но сказка исчезает, а когда нет сказки, человек живет безрадостно.

У всех есть память о детской радости (Фрейд эту память нещадно эксплуатирует со своей теорией бессознательного). Чтобы вновь прыгнуть в сказку и не потерять голову, со взрослым человеком должно произойти некое событие, когда категория чудесного вновь сможет занять свое место в жизни, объединив взрослость с ее рационализмом и детскость с ее непосредственностью и доверием в единое целое. Это уже не миф или не только миф, скорее, некое новое бытие… Каждый человек в своей жизни разгадывает эту загадку: что нужно сделать, как поступить, чтобы «игра жизни» состоялась и жизнь стала не просто жизнью, но чем-то большим, чем жизнь, – жизнью-сказкой…

Январь 2020 года После просмотра фильма «Два папы» Фернанду Мейреллиша

Мысли, навеянные просмотром фильма «Два папы».

Сначала уходящий папа Ратцингер слышит голос Божий изнутри, а потом он перестает его слышать. И вдруг – откровение: этот голос зазвучал извне, от приходящего папы Бергольо. Это знак того, что Ратцингер должен уступить свое место другому. Интересный разворот. Я подумал, что часто у людей бывает и наоборот: входя в Церковь, они начинают слышать голос Божий снаружи: от книг, которые они читают, от духовных наставников и т. д. Но потом этот внешний голос замолкает, и он начинает уже звучать изнутри, и тогда человек обретает духовную самостоятельность, встает в полный рост и готов не только копировать традицию, но вносить в нее какое-то особое, свое, новое качество. И это новое качество и есть на самом деле аутентичное продолжение традиции, т. к. традиция – живая вода, а не мертвый застывший камень.

Февраль 2020 года Фильм «Довлатов» Алексея Германа-младшего и постсоветская реальность

Посмотрели недавно фильм Алексея Германа-младшего «Довлатов». Фильм сделан в жанре попытки продления литературного стиля Довлатова в кино. Реальной основы в фильме мало. Конечно, помимо главного персонажа, присутствуют Бродский, вторая жена Довлатова Елена, мать, дочь, какие-то знакомые… Но весь сюжет и большинство ситуаций и диалогов вымышленные. По сути, фильм – это визуальная фантазия Германа о явлении Довлатова.

На протяжении всего фильма писатель страдает от того, что его не печатают: «Трудно, не являясь никем, оставаться собой», также весь фильм он ищет 25 рублей на куклу дочери. Вокруг реальность карикатурна. Поэтому не все так безнадежно, тоска конечна. При этом снято красиво (знаменитая отцовско-сыновья германовская «дымка», непрерывная съемка… – киношники скажут точнее, как это всё профессионально называется). Смотреть надо на большом экране. Памятная многим советская канва жизни проступает с почти фотографической точностью. Ситуации интересные, тонкие, разговоры ироничные, прикровенные, вполне себе довлатовские… Вдумчиво-унылый стиль Германа-младшего, похоже, перекочевал из другого его фильма: за «Довлатовым» проступает «Бумажный солдат» с его отрешенной советской покинутостью, пессимизмом… Отдельная тема – сны Довлатова. То ему снится Брежнев, то армия, в которой он служил… Возможно, сны нужны для того, чтобы еще более обнажить эфемерность и без того эфемерной советско-довлатовско-германовской реальности. Попытка и здесь пошутить. Это уже не «литература о литературе», а сон внутри сна, который видит человек, заснувший в процессе чтения записанного сна другого…

Эти сны как будто подчеркивают исчерпанность темы. Реальность вывернулась наизнанку и обратно не свернется, исчезнет, уйдет в сны… Здесь виден какой-то метафизический конец. Появление этого фильма сейчас в чем-то симптоматично. Сейчас такое же застойное время, «зеро»… Поэтому в моде диссидентство, аполитичность, уход во внутреннюю (в том числе интернет-) эмиграцию, т. ч. «Довлатов» ко времени… Однако Россия за почти тридцать пост-советских лет все же изменилась, она перестала быть литературоцентричной страной, где фигура писателя была сродни фигуре мага или пророка. Сейчас жалоба «не печатают» звучит комично: любой может выложить свои тексты в Сеть. Поэтому и диссидентская позиция все же не современна. Время повального интеллигентского пьянства и кухонных споров прошло. Всегда ли уместно винить кого-то в собственной несостоятельности? Ценности и смыслы обесцениваются с невероятной скоростью. Культура слова и текста уступает место культуре действия и образа… Сейчас какая-то новая реальность. Но вот какая? Ответят ли нам на этот вопрос Довлатов, Бродский, Герман? Скорее всего, напрямую нет. Но в размышлении о прожитой эпохе, они, может быть, помогут нам осознать и настоящее и самих себя в этом настоящем. Смотрите фильм, думайте, ищите…

Март 2018 года

О фильме Кирилла Серебренникова «Лето»

Итак, вернулся с фильма Кирилла Серебренникова «Лето». Ходили вдвоем с сыном. Он параллельно смотрел в другом зале какой-то фильм про динозавров. «Лето» мне понравилось, хотя фильм и отличается от других фильмов Кирилла. Много музыки, ярких образов. Причем почти нет попытки восстановить исторический контекст. Скорее, перед зрителем фантазия на тему, очень в этом смысле напоминающая германовский недавно снятый «Довлатов», – также весьма далеко от реальности. Образ Майка Науменко величественен – когда Рома Зверь не поет, на него приятно смотреть. Цой, с одной стороны, показан просто (игрушка в руках женщин, сначала Натальи, жены Майка, а потом Марьяны, жены самого Виктора), а с другой – это будущее «наше всё». В эпизоде появляется Б. Г., хотя он в судьбе Цоя сыграл не меньшую роль, чем Майк. Любовный треугольник Науменко—Наталья—Цой всерьез раскрутить не удалось. Майк «по-джентельменски» разрешает Наталье поцеловать Виктора, но чувства серьезного развития не получают. Всё захлебывается во взаимном благородстве… Много музыкальных и киноцитат. Много юмора, иронии, здоровой дерзости… Но благоговение перед чувством сакрального, которое у многих связано с русским роком, остается.