Мустафа Акийол - Исламский Иисус. Как Царь Иудейский стал у мусульман пророком

Истинный «мотив» этого – здесь я согласен со многими мусульманскими экзегетами – в том, чтобы защитить Марию от обвинений в распутстве [360]. Для Корана это важный вопрос: в другой главе мы встречаем обличения неких иудеев, «что клеветой жестокою Марьям оговорили» [361]. Возможно, здесь имеются в виду ходившие среди древних иудеев слухи о том, что Иисус был незаконным сыном римского солдата по имени Пантера [362].

Более того: новорожденный Иисус, говорящий из колыбели, не только защищает мать, но и утверждает данную ему Богом задачу «благости и послушанья матери» – или, в других переводах, «лелеять мать». Это важное заявление, причем оно, по-видимому, расходится с одной любопытной чертой Нового Завета: там, особенно в Евангелии от Луки, чувствуется тонкое, но заметное стремление показать отдаленность Иисуса от родных. Так, когда женщина, восхищенная Иисусом, восклицает: «Блаженно чрево, носившее тебя, и сосцы, тебя питавшие!» – он отвечает: «Блаженны слышащие слово Божие и соблюдающие его» [363]. А когда Иисусу, проповедующему толпе, говорят: «Матерь и братья твои стоят вне, желая увидеть тебя» – он отвечает: «Матерь моя и братья мои суть слышащие слово Божие и исполняющие его» [364]. В Четвертом евангелии есть эпизод, демонстрирующий еще более холодные отношения: мать просит Иисуса помочь на свадьбе в Кане Галилейской, но слышит в ответ: «Что мне и тебе, жено? Еще не пришел час мой» [365].

Разумеется, христианские ученые дают этим отрывкам достаточно сложные объяснения и подчеркивают заботу Иисуса о матери, проявившуюся во время распятия, когда на кресте он поручил ее заботам своего ученика Иоанна [366]. Другие однако же видят в этих отрывках стремление «маргинализировать семью Иисуса» – отражение споров между Павлом и Иаковом [367].

О братьях или сестрах Иисуса Коран не упоминает вовсе, однако, в отличие от Нового Завета, прямо и недвусмысленно говорит о его любви и преданности матери. Отношения Иисуса и Марии предстают в Коране, по меньшей мере как пример идеальных детско-родительских отношений, окрашенных взаимной любовью и благодарностью ребенка к родителям. «Мы завещали человеку добротворить к родителям своим, – гласит один из стихов Корана. – Мать носит с тягостью его во чреве и с тягостью на свет выносит. Ношение его во чреве и отлученье от груди срок в тридцать месяцев составит» [368].

Мусульмане наших дней, быть может, не помнят всех деталей истории Марии в Коране, но, скорее всего, знают главное: рождение Иисуса было девственным, он был зачат и появился на свет чудесным образом, без отца. Вера в это в исламе общепринята с самого начала, к этому вероучению ислам относится серьезно и с уважением. Рассказывают, что калиф Омар, товарищ Мухаммада и его второй «преемник» (калиф) в роли лидера мусульманской общины, однажды сурово упрекнул некоего человека, который назвал своего сына Иса, то есть Иисус, а сам себя стал называть Абу Иса – «отец Иисуса». Очевидно, Омар рассердился, увидев в таком самоназвании оскорбление для Иисуса [369].

На протяжении истории ислама почти все толкователи Корана принимали историю о девственном рождении в буквальном смысле как факт. Один экзегет XX столетия даже назвал ее «самым странным событием, какому стало свидетелем человечество на протяжении всей своей истории» [370]. Некоторые современные мусульманские экзегеты пытались найти девственному рождению естественные объяснения, не подвергающие сомнению чистоту Марии, однако такие взгляды не приобрели большой популярности [371]. И в наше время стандартная точка зрения мусульман та, что Иисус, разумеется, появился на свет без биологического отца.

Об этом с одобрением отзываются два американских баптистских священника, написавших вместе руководство по апологетическому богословию. «По иронии судьбы, – отмечают они, – мусульмане проявляют к Иисусу как к пророку больше уважения, чем большинство либеральных “христиан”». Эти либеральные христиане, добавляют они, отрицают рождение Иисуса от девы, в отличие от мусульман, которые действительно в это верят [372].

Однако, утверждая девственное рождение, Коран с той же силой и энергией отрицает то, что многие христиане считают логическим следствием из этого – божественность Иисуса. Вот достаточно жесткий отрывок, в котором Коран призывает христиан прекратить видеть в Иисусе Бога:

Такая нюансировка – утверждение девственного рождения и в то же время отрицание божественности Иисуса – христианам может показаться странной. Можно услышать даже, что в этом проявляется непоследовательность Корана [374]. Для христианского сознания вера в девственное рождение и в божественность Иисуса часто идут рука об руку. Если мы принимаем первое, то принимаем и второе.

Однако для позиции Корана по этому вопросу можно найти прецедент в христианстве – и стоит ли удивляться, что он найдется в иудео-христианстве? Об этом мы знаем от отца церкви Евсевия Кесарийского, писавшего в начале IV века, что евиониты делились на две группы. Одна считала, что Иисус был «простым, обыкновенным человеком», «плодом соития Марии с мужчиной». Но вторая, поясняет Евсевий, «не отрицала, что Господь был рожден от девы и Духа Святого». Однако, добавляет он, они «отказывались признавать его пред существовавшим, Богом, Словом и Премудростью» [375].

Так же и Ориген, писавший столетием ранее, отмечал: некоторые иудео-христиане «признают рождение [Христа] от Марии и Святого Духа, [но] отрицают Его божественность» [376]. Вот почему христиане из язычников упрекали иудео-христиан за их «низменный взгляд на личность Христа» [377]. Другие церковные писатели, Епифаний и Иероним, также отмечали, что некоторые иудео-христиане принимают девственное рождение, а другие его отвергают. Писали они и о том, что первая группа называется «назореями», а вторая – «евионитами» и что они различаются между собой во мнениях и по другим вопросам [378].

Таким образом, признание девственного рождения в Коране выглядит как еще один пример доктринальной связи между исламом и иудео-христианством – двумя основными религиозными традициями, утверждающими, что Иисус «принял плоть от Духа Святого и Марии Девы», как гласит Никейский символ веры, однако не являлся «Богом истинным от Бога истинного, рожденным, а не сотворенным».